Главная Введение Страх как фактор влияния на социальное поведение и общественную жизнь Cтрах как социальное действие Заключение

1. Краткий биографический комментарий


   Вебер (Weber) Макс (21.04.1864, Эрфурт, - 14.06.1920, Мюнхен), немецкий социолог, историк, экономист и юрист. Профессор в Берлине, Фрейбурге, Гейдельберге, Мюнхене. Диапазон научной деятельности В. очень широк: аграрная история древнего мира и исследование положения ост-эльбских крестьян в Германии конца 19 в., социология религии и методология общественных наук. В целом для творчества В. характерна эволюция от историко-экономической проблематики к вопросам общей социологии. В. испытал значительное влияние позитивизма, неокантианства, философии жизни. Философская позиция В. представляет собой попытку синтеза позитивных, с точки зрения В., положений этих теорий, главным образом кантианства с некоторыми элементами, заимствованными из марксизма. В отличие от психологизирующей методологии истории В. Дильтея и идиографизма Г. Риккерта, в теории социологического познания В. придавал большое значение единству принципа причинности и теории "понимания". Задача социологии, по В., дать "понимание", интерпретацию субъективных мотивов индивидуального действия. Эта интерпретация должна быть проверена эмпирически и сама является частью причинного объяснения индивидуального события. В. даёт типологию индивидуальных социальных действий по степени их осмысленности. В методологии социальных наук В. выдвинул теорию идеальных типов как средство объяснения и обобщающего изучения индивидуальных исторических явлений. Идеальные типы являются абстрактными конструкциями, мысленными построениями возможного протекания процесса, создаваемыми учёным в качестве исследовательского средства. В теории идеальных типов В. ставит важные вопросы соотношения эмпирического и теоретического уровней познания, пытается дать анализ процесса образования научных абстракций. В свете логики науки процесс конструирования идеального типа сходен с процессом создания идеализированной абстракции, а идеальный тип в целом - с идеальной моделью. Однако в гносеологическом аспекте идеальный тип В. является идеалистической интерпретацией модели и процесса её создания. Свои методологические принципы В. применил в теории происхождения "современного западноевропейского капитализма". На основе сравнительного анализа в ряде работ ("Протестантская этика и дух капитализма", 1904, и др.) "хозяйств, этики" различных религий (протестантизма, конфуцианства, буддизма и др.) В. утверждал, что капитализм мог возникнуть впервые только на Западе вследствие распространения здесь протестантизма и в особенности кальвинизма, "хозяйственная этика" которого, по В., наиболее соответствовала "духу капитализма". Решая вопрос о взаимодействии религиозной идеологии и социально-экономической структуры общества, В. пытался "преодолеть" марксистскую теорию базиса и надстройки и представлял религию самостоятельной активной силой, определяющей возникновение капитализма. В своей теории социальной структуры В. наряду с классами выделял статусные группы, связанные с обладанием социальным престижем, с особым стилем жизни, и группы власти, наиболее чётким выражением которых он считал политические партии. По В., статусные группы полностью автономны по отношению к классовому делению общества. В. принадлежит также теория бюрократии, авторитета и власти. В. оказал значительное влияние на развитие современной буржуазной социологии. Будущее капитализма В. рассматривал пессимистически. Марксистские идеи о социалистическом преобразовании общества он считал реальной угрозой существованию западного капитализма. С позиций национал либерализма В. критиковал внешнюю и внутреннюю политику кайзеровской Германии, считая необходимым проведение ряда реформ и замену кайзеровского режима буржуазной парламентарной республикой.

2. Старх как социальное действие.

2.1. Страх-аффект в интерпритации Макса Вебера.

    Макс Вебер, рассматривал в отличие от Питирима Сорокина, страх как социальное действие, а не как фактор, влияющий на социальное действие и поведение.
    В поведении людей обнаруживаются, как и в любом процессе связи и регулярность. Только человеческому поведению присущи, во всяком случае полностью, такие связи и регулярность, которые могут понятно истолкованы.
    Социология есть наука, стремящаяся, истолковать, понять социальное действие ориентированное на прошедшее, настоящее или ожидаемое в будущем поведение других людей и тем самым казуально - случайно, единично объяснить его процесс и воздействие. Социальное действие может быть местью за прошлые обиды, защитой от грозящей опасности в настоящем или мерами защиты от грозящей опасности в будущем. Полученное посредством истолкования понимание поведения людей содержит специфическую, весьма различную по своей степени качественную очевидность. Тот факт, что толкование обладает такой очевидностью, сам по себе отнюдь не свидетельствует об его эмпирической значимости. Ибо одинаковое по своим внешним свойствам и по своему результату поведение может основываться на самых различных комбинациях мотивов как некое смысловое единство, которое представляется действующему лицу причиной для определённого действия наиболее понятная и очевидная из которых отнюдь не всегда является определяющей. Наиболее очевидным является целерациональное поведение. Целерациональным поведением Вебер называет поведение, ориентированное только на средства, субъективно представляющиеся адекватными для достижения субъективно однозначно воспринятой цели. Сюда входят и типические процессы, основанные на аффектах, и их типические последствия для поведения людей.
   Из специфической очевидности целерационального поведения не следует, конечно, делать вывод о том, что социологическое объяснение ставит своей целью именно рациональное толкование. Принимая во внимание роль, которую в поведении человека играют иррациональные, находящиеся за пределами разумного, понятного, рационального, по своей цели аффекты и эмоциональные состояния и тот факт, что каждое целерационально понимающее рассмотрение постоянно наталкивается на цели, которые сами по себе уже не могут быть истолкованы как рациональные средства для достижения других целей, а должны быть просто приняты как целевые направленности, не допускающие дальнейшего рационального толкования.
    Правда, поведение, доступное рациональному толкованию, в ходе социологического анализа понятных связей очень часто позволяет конструировать наиболее подходящий "идеальный тип". Социология, подобно истории, даёт сначала прагматическое толкование, основываясь на рационально понятных связях действий, а действием мы всегда называем понятное отношение к объектам его. Важным для понимающей социологии является, прежде всего, поведение, которое, во-первых, по субъективно предполагаемому действующим лицом смыслу соотнесено с поведением других людей, во-вторых, определено также этим его осмысленным соотнесением и, в-третьих, может быть, исходя из этого субъективно предполагаемого смысла, понятно объяснено. Субъективно осмысленно соотнесены с внешним миром, и в частности с действиями других, являются аффективные действия. Социология дифференцирует их по типам смысловой, прежде всего внешней, соотнесённости действия, и поэтому целерациональность служит ей идеальным типом именно для того, чтобы оценить степень его иррациональности. События, лишенные смысла, субъективно соотнесённого с поведением других, по этому одному ещё не безразличны с социологической точки зрения. Напротив, именно в них могут содержаться решающие условия, а, следовательно, причины, определяющие поведение. Ведь для понимающей науки человеческие действия в весьма существенной степени осмысленно соотносятся с не ведающим осмысления внешним миром, с явлениями и процессами природы.

2.2. Иррационализация рациональных страхов.

    Макс Вебер, рассматривая суть аффектов, указывал на то, в какой степени эти явления можно понять социологическими соображениями.
   Непосредственно наиболее понятный тип смысловой структуры действий представляют собой действия, субъективно строго ориентированные, на средства, которые субъективно рассматриваются в качестве однозначно адекватных для достижения субъективно однозначно и ясно постигнутых целей. Причём наиболее понятно оно в том случае, когда и самому исследователю применяемые средства представляются наиболее адекватными поставленным целям. Когда подобные действия объясняются, это означает, что их стремятся вывести из ожиданий, которые субъективно связываются с поведением объекта (субъективная целерациональность) и которые могут быть с этим связаны на основании значимого опыта (объективная рациональность правильности). Чем однозначнее действие ориентировано по типу рациональной правильности, тем более смысл его может быть понят с помощью социологических категорий. Напротив, при любом объяснении иррациональных действий, то есть таких, где либо не принимаются во внимание объективно правильные условия целерационального действия, либо и субъективно в значительной степени исключаются целерациональные соображения действующего лица.
   Например, при объяснении паники, вызванной страхом, а страх, как было сказано в первой главе, носит исключительную социальную передаваемость, Макс Вебер говорил, что необходимо прежде всего установить следующее: каким било бы это действие в рациональном идеально-типическом случае при абсолютной рациональности цели и рациональной правильности. Это означает, что следует сводить к связям, которые основаны на объективно ложной ориентации или на субъективной иррациональности по цели, а в последнем случае либо на постигаемых только в опыте, но совершенно не понятных, либо на понятных, но не поддающихся целерациональному истолкованию мотивов.
   Субъективно целерационально ориентированное действие и действие, правильно ориентированное на то, что объективно значимо (рационально правильно), - в корне различные понятия. Исследователю, которому надлежит объяснить определённое действие, оно может казаться в высшей степени целерациональным, хотя и ориентированным на совершенно неубедительные, с его точки зрения, исходные позиции действующего лица. Может возникнуть двоякая позиция: на одной стороне перед нами незамеченная относительно высокая степень рациональности поведения, как будто совершенно иррационального по своей цели, - оно понятно вследствие этой рациональности. На другой - несчетное число раз (особенно в истории культуры, а страх - это культурный феномен) обнаруживаемое свидетельство того, что явления, как будто непосредственно целерационально обусловленные, в действительности исторически возникали благодаря совершенно иррациональным мотивам, а затем они, поскольку изменившиеся условия жизни придали им высокую степень технической рациональной правильности, адаптируясь, сохранились и в ряде случаев широко распространились.
   Можно привести к сказанному выше афоризм В. С. Черномырдина: "Хотели как лучше, а получилось как всегда". Интерпретируя данное выражение, в понятия Макса Вебера получим: хотели целерационально, а получили иррационально, не на основе разума. В первой главе уже упоминалось то, что страх в коммунистическую эру был данным, должным в умах большинства, на страхе держалась страна. Предположим следующее: "Перестройка", как новая экономическая политика, предлагала как раз целерациональную задачу - ослабить чувство страха в умах, вывести новую самостоятельную личность, личность, которая будет сама решать за себя. Но все затеи обернулись иррациональностью, с точки зрения бывшего тогда у власти руководства, что привело к развалу страны… Постепенно последующие иррациональные годы приобретали облик рациональности и сейчас они практически таковыми являются. Мы уже живём в другой стране, уже поставлена новая целерациональная задача - догнать к определённому сроку в развитии Португалию…
    Социолог считает само собой разумеющимся, что рационально правильное поведение всегда субъективно обусловлено целерационально и что реальное поведение определяют в первую очередь не логически рационально выявляемые, а, как принято говорить психологические связи. Таким образом, граница между осмысленным, рациональным, действием и поведением чисто "реактивным", не рациональным, то есть иррациональным, не связанным с субъективно предполагаемым смыслом, заключает Вебер, не может быть точно проведена. Всякая интерпретация, как наука вообще, стремится к "очевидности". Очевидность понимания может быть по своему характеру либо рациональной, либо - в качестве результата сопереживания, переживания, чувствования, то есть аффективного состояния - эмоциональной или иррациональной. Рациональная очевидность присуща тому действия, которое может быть доступно полному интеллектуальному пониманию в своих преднамеренных смысловых связях. Посредством вчувствования очевидность постижения действия достигается в результате полного сопереживания того, что пережито субъектом в определённых эмоциональных связях, следовательно, чтобы понять чувство страх, нужно испытать на себе его действие.
    Столь же понятны нам действия того, кто, отправляясь от известных опытных данных и заданной цели, приходит к однозначным выводам в вопросе о выборе необходимых средств. Любое истолкование подобного рационально ориентированного целенаправленного действия обладает - с точки зрения понимания используемых средств - высшей степенью очевидности. Если не с такой же полнотой, то всё-таки с достаточной ясностью, соответствующей присущей нам потребности в объяснении, мы понимаем такие заблуждения, которые не чужды нам самим или возникновение которых мы способны посредством вчувствования сопереживать. Напротив, высочайшие цели и ценности, на которые может быть ориентировано поведение человека, мы часто полностью понять не можем, хотя в ряде случаев способны постигнуть его интеллектуально. Чем больше эти ценности отличаются от наших собственных, важнейших для нас ценностей, тем труднее нам понять их в сопереживании посредством вчувствования, силою воображения.
    В зависимости от обстоятельств нам в ряде случаев приходится либо удовлетворяться чисто интеллектуальным истолкованием названных ценностей, либо, если это оказывается возможным, просто принять их как данность попытаться по возможности понять мотивированное ими поведение посредством интеллектуальной интерпретации или приближенного сопереживания, с помощью вчувствования, его общей направленности.
   Аффекты и основанные на них рациональные, с позиции целерационального поведения, реакции мы способны эмоционально сопереживать тем интенсивнее, чем более сами им подвержены. Если же они значительно превышают по свое интенсивности доступные нам переживания, мы можем понять их смысл посредством вчувствования и рационально выявить их влияние на характер поведения индивида и применяемые им средства.
   Для научного исследования все иррациональные, эмоционально обусловленные смысловые связи, определяющие отношение индивида к окружающему и влияющие на его поведение, наиболее обозримы, если изучать и изображать их в качестве "отклонений" от чисто целерационального сконструированного действия. Так, например, для объяснения паники, вызванной страхом, целесообразно сначала установить, каким было бы рассматриваемое массовое поведение без влияния иррациональных аффектов, а затем ввести эти иррациональные компоненты в качестве "помех" целенаправленного действия. Следовательно, в подобных случаях конструкция целерационального действия - вследсвии своей понятности и основанной на рациональной однозначности - служит в социологии типом ("идеальным типом"), с помощью которого реальное, обусловленное различными иррациональными факторами поведение может быть понято как отклонение от чисто рационально конструированного. Лишь в этом смысле и только по своей методологической целесообразности метод "понимающей социологии" рационалистичен. Его надо рассматривать только как методический приём и не в коем случае не делать в данном случае вывод о действительном преобладании рационального в повседневной жизни. Ведь для понимания того, в какой степени рациональные целенаправленные моменты определяют действительное поведение - или не определяют его, - все эти соображения не имеют ни малейшего значения, говорит Вебер. Во всех нациях о поведении должны быть приняты во внимание такие чуждые смыслу явления, как повод к определённым действиям, стимулирование решений или препятствие их принятию и другие. Поведение, чуждое осмыслению, не следует идентифицировать, с неодушевленным или нечеловеческим поведением. Каждое толкование стремится, конечно, к ясности, однако сколь бы ясным по своему смыслу не было толкование, оно остается лишь наиболее вероятной гипотезой.

    Подведя итоги второй главы, укажем, что страх рационален, разумно обоснованный, целесообразный по своей адаптивной функции, помогая человеку воспринять угрозу и отреагировать, адекватно или нет, на неё. Те страхи, которые направлены на ясно воспринимаемую определённую угрозу, имеющую высокую вероятность реализации, можно оценить как рациональные. Обычно их называют опасностями или угрозами (грядущие стихийные бедствия, экономические, экологические кризисы, а, следовательно, вызываемые им страхи). Врачи, психиатры своей деятельностью отвечают на рациональные человеческие страхи, однако страхи могут оказываться независимыми от рационально - познавательных процессов, то есть носить иррациональный характер. Макс Вебер, несмотря на свое рациональное мышление, интерпретирует такое поведение обычных людей как главным образом иррациональное, точнее - степень отклонения от рациональности.
   Один из главных источников иррациональных страхов - интересы идеологов и политиков, которые намеренно и весьма рационально использовали необоснованные страхи, для того чтобы достичь своих целей, по средством, в том числе, и массовой истерии, и коллективных заблуждений.