Марина Цветаева. Скрещение судеб.

Макс Волошин.

«Волошину я обязана первым
самосознанием себя как поэта».
М.Цветаева Из письма к А.А. Тесковой. 16.10.1932



«Впервые Макс Волошин предстал передо мной в дверях зала нашего московского дома в Трёхпрудном. Звонок. Открываю. На пороге цилиндр. Из-под цилиндра безмерное лицо в оправе вьющейся не длинной бороды. Вкрадчивый голос: «Можно мне видеть Марину Цветаеву?» - «Я». - «А я - Макс Волошин. К Вам можно?»- «Очень!». Прошли наверх в детские комнаты. «Вы читали мою статью о Вас?» - «Нет». - «Я так и думал и потому вам её принёс. Она уже месяц как появилась». Помню (….) утверждение: Цветаева не думает, она в стихах живёт, и главный упор статьи, стихи «Молитва»:


Ты дал мне детство лучше сказки,
И дай мне смерь - в семнадцать лет!


Вся статья - самый беззаветный гимн женскому творчеству и семнадцатилетию. «Она давно появилась, больше месяца назад, неужели вам никто не сказал?» – «Я газет не читаю и никого не вижу. Мой отец до сих пор не знает, что я выпустила книгу. Может быть, знает, но молчит. И в гимназии молчат». –«А вы в гимназии? Да вы ведь в форме. А что вы делаете в гимназии?» - «Пишу стихи». И вот беседа – о том, что пишу, как пишу, что люблю, как люблю – полная отдача другому, вникание, проникновение, глаз не сводя с души и лица другого.» Макс Волошин был первым, кто прочитал «Вечерний альбом» и сразу же на него отозвался. В этой книге он увидел почти всё. Он оценил в цветаевских стихах главное - искренность. По его мнению, никому в поэзии не удавалось писать о детстве из детства. «Это очень юная и неопытная книга, - писал Волошин, - её нужно читать подряд, как дневник, и тогда каждая строчка будет понятна и уместна. Автор её владеет не только стихами, но и чёткой внешностью внутреннего наблюдения. Не взрослый стих Марины, иногда неуверенный в себе и ломающийся, как детский голос, умеет передать оттенки, недоступные стиху взрослому. «Вечерний альбом» – это прекрасная книга, исполненная истинно женским обаянием». Для гимназистки это была огромная радость и поддержка. В Волошине, «любимом и родном Максе», она нашла друга на всю жизнь. Через день, после их первой встречи, Волошин прислал ей стихи:


К Вам душа так радостно влекома!
О, какая веет благодать
От страниц Вечернего альбома!
(Почему альбом, а не тетрадь.)


Хотя оценки Волошина и многих других казались несколько завышенными, Цветаева их вскоре оправдала. Как поэт и как личность она развивалась стремительно и уже, через какие-то год- два, прошедших после первых наивно-отроческих книг, была другою. За это время она прошла через искусы книжного, полутеатрального романтизма, перепробовала (в неизведанных «Юношеских стихах») разные маски, разные голоса и темы, вплоть до «отверженных» (цикл любовных стихов, посвященных Софье Парнок). Успела побывать в образах цыганки, грешницы, куртизанки и даже участницы разбойничьей вольницы - все эти примерки разных ролей и книжных судеб оставили в её творчестве несколько прекрасных по своей темпераментности и словесной яркости стихов, уже полностью предвещавших зрелую Цветаеву. Влияние Макса Цветаева описала в воспоминаниях о нем «Живое о живом»: «Макс принадлежал другому закону, чем человеческому, и мы, попадая в его орбиту, неизменно попадали в его закон. Макс сам был планета. И мы, крутившиеся вокруг него. В каком-то другом, большем круге, крутились совместно с ним вокруг светила, которого мы не знали». Волошин испытывал страсть к мифотворчеству, она сказалась и на Цветаевой:


«-Марина! Ты сама себе вредишь избытком. В тебе материал 10 поэтов и сплошь - замечательных! А ты не хочешь все свои стихи о России, например, напечатать от лица какого – нибудь его, ну хоть Петухова? Ты увидишь (разгораясь), как их через десять дней вся Москва и весь Петербург будут знать наизусть. Брюсов напишет статью. Яблоновский напишет статью. А я напишу предисловие. И ты никогда (подымает палец, глаза страшные), ни-ког-да не скажешь, что это ты, Марина (умоляюще), ты не понимаешь, как это будет чудесно! Тебя Брюсов, например - будет колоть стихами Петухова: Вот если бы г-жа Цветаева, вместо того, чтобы воспевать собственные зеленые глаза обратилась к родимым зеленым полям, как г-н Петухов, которому тоже 17 лет…» Петухов станет твоей bete noire1, Марина, тебя им замучат, и ты никогда - понимаешь? никогда! - уже не сможешь написать о России под свои именем, О России будет писать только Петухов, - Марина! Ты под конец возненавидишь Петухова, а потом (совсем уж захлебнувшись) нет! Зачем потом, сейчас же, одновременно с Петуховым мы создадим ещё поэта,- поэтессу или поэта? И поэтессу и поэта, это будут близнецы, поэтические близнецы, Крюковы, скажем брат и сестра. Мы создадим то, чего ещё не было, то есть гениальных близнецов. Они будут писать свои романтические стихи.
- Макс!- а мне, что останется?
- Тебе? Всё, Марина. Всё, чем ты ещё будешь!


Но Максино мифотворчество роковым образом преткнулось о скалу моей немецкой протестантской честности, губительной гордыни всё, что пишу, - подписывать. А хороший был бы Петухов поэт! А тех поэтических близнецов по сей день оплакиваю.»



Но Волошин сыграл важную роль не только в поэтической судьбе Цветаевой, но и невольно способствовал её знакомству с будущим мужем, пригласив Марину в Коктебель. Она приехала в Коктебель 5 мая 1911 года вместе с сестрой Асей. Удивительное время, проведенное с Максом, морские прогулки, творческие вдохновения, часы одиночества стали для Марины самыми счастливыми моментами жизни. В эти дни Марина много писала.



Кошки.


Максу Волошину.


Смешно не правда ли, поэт,
Их обучать домашней роли.
Они бегут от рабской доли:
В кошачьем сердце рабства нет!



«Пятого мая 1911 года, я впервые вступила на коктебельскую землю, перед самым Максиным домом, из которого уже огромными прыжками. По белой внешней лестнице, несся мне навстречу – совершенно новый неузнаваемый Макс.
-А теперь я познакомлю вас с мамой. Елена Оттобальдовна Волошина – Марина Ивановна Цветаева.» Елена Оттобальдовна была той самой Пра, которая несколько позже станет крестной матерью Ариадны Эфрон – дочери Марины и Сергея Эфрон. Это была женщина, которую Марина очень любила: «Если бы у меня было какое-то большое горе, я непременно пришла бы к вам». Между Мариной и семьей Волошиных завязалась тесная дружба. Они постоянно переписывались. Известие о смерти Макса Марина получила в Медоне, в год 1932, очень далеко от России. И тут же отозвалась на смерть любимого своего друга: морем стихов, воспоминаний, мемуарами. Один из самых известных стихотворений, посвященных памяти Волошина, - цикл «Ici – haut»


назад вперед