3.16. Литературная навигация Александра Токарева.

Долгие годы своей жизни Александр Петрович Токарев (1932 г.р.) отдал реке – был рулевым, штурманом, капитаном, водил суда по Иртышу, швартовался у причалов Тюмени, Нижневартовска… Это и предопределило убедительность в прорисовке характеров, точности деталей.
Главное, на что устремлен авторский взгляд, - это отражение су-ти моральных проблем, возникающих в коллективе, прослеживание движения душевных сил своих героев, пристальное внимание к их внутреннему миру. В повести «Шуга» (1985) взаимоотношение лич-ности и коллектива показаны на фоне повседневного труда, обыден-ной будничной обстановки. Здесь измеряется нравственный потенци-ал главных персонажей произведения – капитана Пухлякова, штур-мана Клюсова, инспектора по кадрам Гуреева, механика Изотова и других. «… Жаркое лето иссушило землю, добралось до реки. Насту-пило мелководье. «Межень», - говорят речники. Истощавшее лицо реки, как веснушками, запестрело бакенами – белыми с левого бере-га, красными – на отмелях правобережья. Тут и там обозначились желтые плешины осередков – низких надводных отмелей. Острова с буйной шевелюрой ивняка стали выше, как бы выросли. Над рекой проносились суховеи и гнали жухлую листву на рябую от ветра воду. Устала река, замедлился ее извечный бег, сузились берега. Труден путь судов в это время».
Цитируемые строки свидетельствуют о серьезной работе автора над языком произведения. И вместе с тем хочется отметить другое: не только «труден путь судов в это время», но сложны и противоречивы человеческие судьбы, пути тех людей, которые трудятся на этих судах.
То, что повесть «Шуга» начинается с рассказа о второстепенном персонаже – Зиновии Гурееве, инспекторе по кадрам речного управ-ления, имеет свою сюжетную закономерность. Ревизия, с которой Гу-реев, поломав свои личные планы на выходные дни, выехал на «Ла-догу», - тот самый малый камешек, с которого начинается обвал: и в его незаметной жизни, и в жизни многих других героев повести.
В управление пришло письмо старшего помощника Клюсова с просьбой перевести его на другое судно. Причина? Полное отсутст-вие взаимопонимания с капитаном «Ладоги» Пухляковым.
Впрочем, конфликт между капитаном и старпомом – всего лишь удобный сюжетный ввод в самую гущу событий повести. В ней су-ществует как бы несколько самостоятельных слоев. В одном – жизнь команды, идущая своим обычным чередом: вахты, работа, отдых, возникающие личные симпатии и антипатии. Клюсов организует на судне стенную газету, художественную самодеятельность. Он спла-чивает коллектив, но отнюдь не для борьбы с капитаном, как опасает-ся Пухляков, которому даже нравятся и новоявленные таланты и осо-бенно то, что ничего похожего на других суднах нет. Кроме того, пе-ресчитав график движения судна, Клюсов находит возможности для его коррекции, что позволит выиграть во времени. «Это уже тянет на инициативу», - одобряет его капитан, но в докладе начальству выдает это новаторство штурмана за свое.
Второй слой – это собственно конфликт между Пухляковым и всей командой, в том числе и Клюсовым. «Капитан на судне … и пре-зидент, и премьер-министр, и министр иностранных дел в одном ли-це», вроде шутя, еще надеясь остановить капитана в его зазнайстве, внушает Пухлякову механик Изотов, напоминая ему, что «голова ка-питанская должна болеть и за груз, в целости сданный, и за план само собой, и за нас грешных». Но полнота абсолютной власти исподволь и потихоньку уже развратила Пухлякова. «Крутиться» он умеет, дела-ет это азартно, весело, увлекая команду личным примером, но исполь-зует он свои, даже хорошие качества в личных, корыстных целях.
Есть в повести и третий план. Писатель отлично знает речное хозяйство, реку, людей на ней работающих. Эти знания постоянно проявляются и в обрисовке самых разных персонажей, и в деталях.
Времена года, река, прииртышская природа – такие же равно-правные участники повествования, как корабли и люди.
Есть еще одна отличительная черта во всем строе авторского повествования. Он симпатизирует всем своим героям. О каждом го-ворит как о хорошем знакомом. О том же Пухлякове он рассказывает, находя причины если не оправдывающие того, то во всяком случае многое объясняющие. В результате перед нами в контрастных психо-логических тонах дается живой, яркий портрет человека, чем-то даже симпатичного нам.
Неудачная семейная жизнь Пухлякова во многом обыкновенна. Он любит свою жену, а той больше всего нравится хорошо одеваться. И капитан старается изо всех сил угодить жене. Но она однажды, за-брав все свое, уходит от него. Такой тип женщин-потребительниц достаточно хорошо известен, поэтому автор очерчивает его лишь контурно – и в повести ее нет, о ней лишь говорят другие. А писате-лю она нужна лишь для мотивировки поступков Пухлякова.
Некоторым схематизмом отдает образ положительного Клюсо-ва. Но именно отдает, главные его черты не просто названы, но выяв-лены А.Токаревым в поступках. Он отзывчив, добр, любит свое дело, поначалу даже не особенно стремится разобраться в том, кто есть кто на судне. Ему непонятно, за что его невзлюбил капитан, и он борется не с ним, а за свое право работать так, как его учили. Он делает свое дело и хочет, чтобы ему не мешали делать его лучше. Можно даже с уверенностью сказать, что опыт, производственный и человеческий, научили его глубже разбираться и в жизни, и в людях, но сейчас он еще делит с мальчишеским максимализмом мир на людей добрых и злых. Для него является откровением рассказ Изотова о том, что ко-гда-то Пухляков помог ему вернуться на реку, что матрос Чернуха тоже многим обязан лично капитану за помощь и ему, и его семье.
Повторная ревизия, расследующая причины травмы матроса Чернухи во время незапланированной «левой» стоянки, вскрывает и недостатки первой и проливает свет на деятельность капитана. Тут можно было бы написать: справедливость восторжествовала. Но в финале повести «Шуга», когда прошло уже два года, мы видим Клю-сова капитаном на новеньком судне «Пелам», а Пухляков все так же «капитанит» на замызганном пароме, с которого начинал более 20 лет назад. Как видим, справедливость не торжествует. Хотелось бы, что-бы и Пухляков, с его организаторскими талантами – был также на своем, капитанском месте. Это понимает Клюсов, и их «речное» прощание, после случайной и недолгой встречи – в их новых качест-вах глубоко символично и человечно: «Клюсов оглянулся на при-стань, дотянулся до рукоятки главного судового гудка и медленно потянул ее вниз. Над притихшей рекой пронеслось, отзываясь дале-ким эхом, три протяжных замирающих звука – сигнал прощания и надежды на встречу».
Александр Токарев стремится изобразить человеческий харак-тер в его естественной сложности и многогранности, не робеет перед реальными противоречиями жизни. Поэтому и образ Пухлякова по-лучился зримым, объемным. Примечательны размышления бывшего штурмана, а теперь капитана Клюсова о судьбе Пухлякова. «Клюсов рассмотрел сегодня нечто большее: человека, однажды сбившегося с пути и с трудом отыскивающего свою дорогу… Клюсову показалась, что рано или поздно они снова окажутся рядом, в одних берегах их древней руки».
Первая книга во многом определила дальнейшую литературную судьбу автора. И надо сказать, что А.Токарев своей повестью «Шуга» сделал весомую творческую заявку.
Через несколько лет выходит следующая повесть А.Токарева «Излучина» (1989). Приведем отрывок из книги. «Впереди, сзади, справа и слева – кругом дышала и колыхалась незлобивой волной во-да. Так вот она какая – Губа! Лишь с левой стороны просматривалась расплывчато и неровно полоска материка. Серое небо непроницае-мым зонтом опустилось над миром и словно придавило караван, во-ду, берег.
Ветер высоко и тонко выл в мачтовых снастях, в клочья рвал клубы дыма и бросал их на гребни крутых с белыми верхушками волн. Эта лютая круговерть дыма, воды и ветра просматривались ед-ва-едва и сливались вокруг судна темным саваном…». Прочтя этот отрывок, можно предположить, что повесть «Излу-чина» о речниках, их романтической профессии.
«Гроб с телом стали выносить, и едва похоронная профессия ступила на берег, грустную тишину вечера взорвали заунывно тре-вожные гудки обоих пароходов. И от этих неожиданных и пронзи-тельных звуков, то затухающих, то усиливающихся, что-то сдвину-лось и прорвалось в груди Дарьи…».
Нет, не о речниках эта повесть. Место действия – Иртыш и Обь, Обская губа, речной порт в крупном сибирском городе. Но А.Токарева, на наш взгляд, меньше всего интересуют тонкости и хит-рости речных профессий (хотя он может рассказать обо всем этом весьма квалифицированно, так как ему пришлось побывать за свою жизнь и рулевым, и штурманом, и капитаном, а все места, которые он описывает – от среднего течения Иртыша до Ямала, ему хорошо зна-комы). Но не о романтике речного труда идет речь в повести «Излу-чина». А.Токарев размышляет о судьбах людей, об их сложных взаи-моотношениях, об их бедах и радостях.
Если в первой повести «Шуга» автор рассматривал взаимоот-ношения небольшого круга людей, а время действия было ограниче-но, то совсем по-другому он поступает в повести «Излучина».
В начале повести мы узнает, что ломают старый пароход. «Па-роход был стар и жалок. Его название, когда-то ярко и броско сияв-шее на черном фоне бортов, было заляпано серой краской, и пятна эти походили на огромные лишаи». Но для одной из главных героинь повести – бабки Дарьи Ланцовой, это было своеобразным прощанием с самым дорогим, что было когда-то в ее жизни. В ее памяти рядом с этим изуродованным корытом жил тот пароход, с кудрявой струйкой дыма над трубой, гордо устремивший ввысь мачты. И был этот паро-ход накрепко связан в ее памяти с капитаном Авдониным, человеком отзывчивым и совестливым. И финалом повести становится описание пришедшего в порт нового ледокола «Капитан Авдонин». «Сколь го-дов вместе живем, сокрушается Дарья, - ни разу не слыхивала я про-меж вами разговора о древе родовом. А вчерась лежу вот и думаю: останутся после тебя на земле трое Ланцовых. Кто такие, откуда? Пе-рекати-поле, - да и только. Как в краях этих оказались? Знать ничего не знают и, похоже, знать не хотят…». Вот одна из проблем, которая волнует автора и над которой он мучительно размышляет. Писатель прослеживает жизнь трех поколений Ланцовых: Дарьи, ее мужа Алексея, их сына Никиты, и, наконец, малолетнего внука Кимки.
Конфликтов в книге так же много, как и в жизни. Вот входит Никита Ланцов, назначенный бригадиром, в небольшой коллектив судоремонтников. В бригаде разные люди. Одни работают хорошо, другие с ленцой, третьи откровенно халтурят. Но разве это единст-венный критерий оценки человека? Конечно, нет. И герои повести думают не только о планах и процентах. Их волнует многое – и мо-ральное перерождение передового бригадира Баулина, и карьерист-ские устремления Рыбина. На страницах повести сталкиваются друг с другом представители старшего – довоенного – поколения и молодо-го. Писатель придерживается той точки зрения, что «старшие» – нравственно чище, более жизнестойкие люди, чем их дети и внуки. Конечно, эта позиция достаточно спорная, но А.Токарев весьма убе-дителен в своих доводах.
«Ты запомни, сынок, - говорит героиня повести Никите, - что в мире все надвое делится, начало и конец, хорошее против плохого, низ с высотой спорит, добро со злом борется. Берегись посередке оказаться».
Финал повести таков, что больно сжимается сердце. Окончен митинг по случаю прибытия в порт нового ледокола «Капитан Авдо-нин», и неизвестно откуда взявшиеся «люди с букетами цветов», за-водское начальство «по одному, гуськом стали спускаться вниз по широкому рапу, устланному ярко-красной ковровой дорожкой». Не-замеченными оказались Дарья Ланцова, Настасья Волошина, Федор Давинский – друзья и сподвижники капитана Авдонина в самые тя-желые для страны годы.
Жизненный путь омича Александра Токарева можно проследить по его новой книге «Былицы», вышедшей в Омском издательстве в 2001 году. В ней собраны рассказы, которые можно отнести к авто-биографической прозе, поскольку написаны они от первого лица и повествуют о реальных людях и ситуациях. Автобиографичность сборника подчеркнута и его названием «Былицы» – согласно Далю – «что было, что случилось». Реальные эпизоды из жизни писателя, иногда печальные, порой курьезные, а чаще вроде бы бесстрастные, они ложатся не очень-то радостными мазками на полотно под условным названием «Я другой такой страны не знаю…». Сетуем мы сейчас на катастрофическое па-дение уровня образования и невесть куда канувший патриотизм, но сомнительно, судя по рассказу «Степные лошади», что и то и другое было на высоте и до развала СССР. А былица эта о том, как учащийся ПТУ спрашивает у заместителя начальника училища по воспитатель-ной работе, кто такие были Минин и Пожарский, и слышит в ответ: «Про Минина я вечером расскажу, а Пожарский… Это тот самый, ко-торый в монгольских степях лошадей приручил. Их так потом и на-звали лошади Пожарского…». Здесь автор обрывает свою миниатюру, давая читателям сделать свой вывод, который отнюдь не в пользу нашего вчера. Как и в других его произведениях – «Повышенное обязательство», «Сорокалетие», «Картина юбиляру» и других, составивших книгу. Творчество А.Токарева довольно многообразно, поскольку по-мимо замечательных повестей и рассказов он пишет и басни.
В настоящее время А.Токарев находится в расцвете творческих сил и продолжает свою литературную деятельность, о чем свидетель-ствует публикация «Былиц» в «Литературном Омске».


назад