РисунокРисунокРисунок

На двадцать первом листе “Чертежной книги Сибири”, там, где обозначено место впадения Оми в Иртыш - у самого устья, стоит надпись: “Предстоит вновь быть городу”. 

Эту карту составил в конце ХII столетия первый сибирский   ученый-историк, картограф Семен Ремезов. В ту пору на Иртыше стояли   только два русских города: Тoбольск и Тара. Тарские волости были   окраинными русскими владениями на юге Западной Сибири. Неоглядные   просторы Приртышских степей были не заселены. Лишь редко, редко   попадались здесь становища кочевников. Еще в начале ХVII столетия   русские стремились продвинуться на юг вверх по Иртышу.   Казаки-землепроходцы ходили из Тары “проведывать новые землицы”   выше устья Оми к Ямышевским озерам, снабжавшим солью города и села   Западной Сибири. Для закрепления этих озер и дальнейшего освоения   земель на юго-востоке нужен был опорный пункт - новая крепость. В 1628 году  воеводы города Тары послали в Москву казачьего голову Назара Жадовского и   казаков Бессонко и Учужникова с челобитной, в которой просили разрешения   построить острог вверх по Иртышу у устья реки Оми.   “...Место хороше и лесу   де близко много,- писали тарские воеводы - и только  на омском устье острог   поставить и из этого острога оберегать наши ясачные волости и ясачных   людей можно”. Осенью того же 1628 года царь Михаил Федорович подписал указ   тобольским воеводам: “...Да будет, по вашему сыску и по тамошнему   вы-смотру, на Омском устье острог поставити можно, и вы б из    Тобольскавелели послати сына боярского добра, кому б тот острог устроити и   крепостьми укрепить, и служилых Людей велели с ними послати того острогу   ставити”. (Русская историческая библиотека, т. 8, Спб., 1884,стр. 524-527). Далее царь повелевал в будущем остроге “пашню завести”. Но построить   новый город скоро не пришлось по многим причинам. Почти все ХVII столетие в   Прииртышских степях прошло в борьбе с многочисленными кочевниками,   вторгшимися с востока. Немирные пришельцы - ойратские тайши (князьки)   “чинили всякие воровства и разбой”, нападали на русские порубежные селения и   ясачные татарские улусы, грабили торговые караваны, угоняли скот, уводили   пленников, взимали с подвластных русским барабинских татар ясак. Ойраты   преграждали доступ к соляным Ямышевским озерам, снабжавшим солью Tару,   Тобольск, Тюмень. За солью приходилось снаряжать большие военные  экспедиции. Вместе с соледобытчиками нередко плыли на Лощаниках торговые   гости - русские купцы. У Ямыша “в пост успения богородицы” (с 15 августа)   открывалась ярмарка. Сюда же прибывали торговые караваны бухарцев, калмыки   пригоняли табуны лошадей, скот. Торг был выгоден и для них. Поэтому   ойратские тайши то затевали переговоры о торге, то нападали на русских   соледобытчиков, грабили торговые караваны. И не раз, наверное, во время   долгого пути из Тобольска, Тары к Ямышу, проплывая пустынное устье Оми,   русскиелюди задумывали: хорошо бы тут поставить свою русскую крепостцу. .. .
  Шли годы. Сибиряки не забывали о том, что у устья Оми “угожее место” для   нового города. Именно об этом напоминал Семен Ремезов своим землякам   надписью в “Чертежной книге Сибири”, составленной в 1696 году. Омская   крепость была построена лишь в начале ХVIII столетия. Укрепляя империю,  Петр   I стремился продвинуться как на запад - к морским путям, так и на восток. Он   весьма благосклонно отнесся к предложению первого сибирсхого губернатора   князя Матвея Гагарина о снаряжении экспедиции в дальний город Эркеть   (Яркенд), где “по донесению бухаретина Нефоса, в большом нахождении золотой   песок”. И, конечно, не один золотой песок прельщал царя. Петр I придавал
  большое значение разведыванию “новых землиц”, дальнейшему освоению   Сибири, восточных окраин страны, торговых путей в Китай, Индию.   Для   проведения экспедиции из Петербурга в Тобольск был направлен “по имяному   его царского величества указу” лейб-гвардии подполковник Иван Дмитриевич
  Бухолц. (В ряде источников фамилия Бухолц переиначена на немецкий лад -   Бухгольц. Сибиряки же прозвали его Бухальцем, т. е. ружейным. В старину   бухальцем называли ружье). Вместе с Бухолцем прибыла в Тобольск небольшая   команда офицеров и солдат Преображенского и Московского полков. Среди    офицеров был артиллерии поручик инженер Каландер. Начали снаряжать   караван судов. Людей набирали в Тобольске, Таре, Тюмени и окрестных   селеииях. В отряде Бухолца были солдаты, казаки, рекруты из крестьян (с каждых   двадцати дворов брали по рекруту, мастеровые люди - плотники, кузнецы,   токари, рудознатцы. (Памятники Сибирской истoрии ХIII столетия, кн. 2, Спб.,
  1885, стр. 130 - 133). Экспедиции надлежало разведать месторождения золота,   новые земли, более удобные торговые пути в Индию, Китай и, как значилось в   указе сената сибирскому губернатору “строить городы по Иртышу реке”. Как   видим, научное исследование недр, новых земель, здесь сочеталось с   социально-политическими задачами. Не только солдаты и драгуны   потребовались Ивану Бухолцу, но и художества знающие, то есть мастеровые   люди - кузнецы, плотники, рудознатцы. В начале 1715 года экспедиция   тронулась в путь. Вверх ло Иртышу поплыло 30 дощаников и 27 больших
  двенадцативесельных лодок . В Таре Бухолц получил лошадей, и драгуны   пересели в седла - пошли берегом. Пустынное устье Оми миновали не   задерживаясь. Глубокой осенью, когда по Иртышу уже шла шуга (в начале октября   1715 года), отряд Бухолца высадился у соленого Ямышевского озера на
  небольшой речке Преснухе. Тут заложили острожек, чтобы перезимовать, а   весной снова двинуться в путь к далекой Зркети. Но не успели еще люди Бухолца   достроить свою крепостцу на Преснухе, как пожаловали “гости”. Сначала это был   отряд конных разведчиков, посланных ойратским хунтайджей Цеван-Робданом.   А вскоре прибыл и сам Цеван-Робдан со своим войском “многолюдством...
  тысяч десяти и больши”, как докладывал впоследствии Бухолц сенату. “И бился   он (Бухолц) с ними двенадцать часов, и с помощью божею от крепости и от   других мест отбил и оной неприятель отступил недалеко стал... и отнял   команикацию”. Войско Цеван-Робдана осадило крепость на Преснухе. Четыре
  месяца длилась осада.  В крепостце начался голод, тяжкие болезни - цинга,  сибирская язва. За зиму погибло 2300 человек. Каждый день хоронили десятки   людей. Острожек на Преснухе превращался в кладбище. Но осажденные   мужественно переносили невзгоды и не сдавались. Единственный караван с
  продовольствием, направленный из Тобольска для подкрепления в   Ямышевскую крепость, был перехвачен в пути. Других попыток помочь   осажденным сибирский губернатор, повидимому, не предпринимал Князь   Гагарин мало беспокоился о людях, посланных им в “такую дальность и пустоту”,
  хотя Петр I, путешест вовавший в то время за границей, из Копенгагена приказал   сибирскому губернатору “всемерно пещись об успехе предприятия” (П. Словцов.   Историческое обозрение Сибири, т. 1, стр. 40). Только весной в апреле 1716 года,   когда вскрылся лед на реках, Бу холц с остатками своего отряда (в живых   осталось 700 человек) вырвался из осады и поплыл на дощаниках вниз по
  Иртышу “забрав, артиллерию и амуницию и все, что при нем было, оную   крепость разоря”. В устье Оми караван остановился. Это было в мае 1716 года.   Вначале - построили два редута: один на стрелке, другой выше по Оми - на   крутом левом берегу. Военный человек - Иван Бухолц сумел сразу оценить, какие   стратегические выгоды таит для будущей крепости это Омское крутоярье близ
  устья. Сюда же прибыло свежее подкрепление - отряд из Тобольскаи Тары,   посланный сибирским губернатором Гагариным. Люди этого отряда и помогли   солдатам и мастеровым Бухолца поставить крепость на Оми. Строили “под    смотрением поручика артиллерии инженера Каландера.Так были открыты   первые страницы жизни нового города. Командиром омского гарнизона был   назначен майор Вильяминов-Зернов, а сам Бухолц, как пишет историк Петр   Словцов, “выпросился от стыда и следствия в Петербург”. Прав или не прав был   Словцов, столь резко осуждая Бухолца? На этот счет высказываются разные   мнения. Пожалуй, большая доля вины в трагедии, разыгравшейся на берегу
  Ямыша, ложится на первого сибирского губернатора князя Гагарина, не   оказавшего осажденным помощи . История Омска тесно связана с освоением   обширной территории на юге Западной Сибири и северо-востоке Казахстана.   Возникнув как окраинный опорный пункт, Омская крепость с первых лет своего   существования начала играть видную роль в исторически закономерном, глубоко   прогрессивном процессе освоения русскими Сибири. Новая русская крепость   была заложена на высоком левом берегу Оми, неподалеку от ее устья. Живое   русло реки в том месте вплотную прижималось к обрывистому берегу террасы. С   постройкой крепости, видимо, торопились. К осени 1716 года сооружение ее  было закончено. Тобольский ямщик - архитектор-самоучка и летописец Иван  Черепавов так описывает омскую крепость в своей “Летописи”: “Избрали  местона южном берегу реки Оми около 50 сажен от ея устья... Ниской земля- ной  вал в фигуре правильного пятиугольника обнесен палисадом с пятьютаких же  болверков на углах и со рвом, около которого поставлены былирогатьи. Сие  крепостное строение еще до зимы приведено в полное состояние и назвали по ея  положению Омской крепостью...”. Крепостные укрепления состояли из пяти  бастионов земляного вала, изнутри окруженного деревянным палисадом. С  внешней стороны вал был обведен рвом и обнесен рогатками. В тылу  укреплений, вверх по Оми, на высоком берегу стояли провиантские магазины, а  за рекой, через которую летом наводился наплавной мост, квартировали роты  драгун. Все крепостные предместья были прикрыты бревенчатым заплотом с  рвом и обнесены рогатками.С насыпных валов далеко окрест виднелись  Приомские и Прииртышские степи. Крепость имела несколько въездных ворот:  Никольские, Спасские, Знаменские, Шестаковы... Над некоторыми высились  деревянные рубленные надвратные сторожевые башни. В центре крепости - на  площади выстроили церковь “во имя Сергия Радонежского” - главного святого  Московской Руси. Тут же помещалась управительская канцелярия, офицерские  дворы, дальше - цейхгаузы, казармы, пороховые погреба. У Спасскихворот стояла  гауптвахта с башней. В Омском госархиве хранится описание Омской крепости и  ее окрестностей, сделанное инженер-поручиком А. Селиверстовым 15 октября  1746 года. “...Стоит строением и ситуациею на угодном месте над  рекою Иртышом и Омью. Кругом оной крепости надолбы, рогатки, ров и палисад.  Во оную крепость лес на строение плавят водою с верха реки  Иртышарасстоянием от оной крепости верстах в двадцати, а тридцати и в “орока  березовой. Сенных покосов как на сей стороне, так и за рекой Иртышом - со  удовольствием. Пахотной земли и конского выпасу со удовольствием же”  (Опубл. в сборнике “Из истории Омска”, 1967, стр. 219). Большинство населения  Омской крепости в первые десятилетия ее существования составляли военные:  солдаты, казаки, офицерский состав, В слободе-выселке жили преимущественно  пахотные казаки, отставныенижние чины, ссыльные и вольные  поселенцы. Несколько позднее местная администрация начала направлять сюда  “переведенцев” из других городов и посадов для определения “по купечеству и  мастерствам”. Если “саможелающих” не оказывалось, посельщиков направляли  в Омск “в зачет рекрут” под конвоем вместе с партиямиколодников. Но торговля  и ремесла развивались в крепости очень слабо. Среди первых жителей Омска  были выходцы из Устюга, Вятки, Перми, сибирские крестьяне и посадские люди  из Тобольска, Тары, Тюмени и “выбежавшие” (то есть сбежавшие из своих аулов)  татары, казахи. По переписи 1725 года в Омской крепости числилось 992  человека “мужского” пола”. Женский пол не учитывался и “был весьма малочис-  лен”. Посельщиков и колодников отправляли в Сибирь без семей. “Женский  вопрос” в Сибири правительство и местные власти разрешали так: набирали  женщин в ближайших к Уралу городах - Устюге, Тотьме, Сольвычегде - и  отправляли на казенных подводах в Сибирь “для замужества”. Для этой же цели  набирали “женок и девок” среди осужденных. В промемориях (докладных и  памятных записках) Сибирской  губернской канцелярии нередки сообщения об  “отправке колодниц для замужества в крепости”. Так, в одном из приказов  Сибирской губернской канцелярии за 1759 год Тарской воеводской канцелярии  предписыва лось: “посланный наперед сего в оную канцелярию для  распределения на поселение женок собрать и самим воеводе и управителю  персонально учинить осмотр, и кто из тех женок явится ниже 40 лет, онных  отправить в Омскую крепость для распределения по выбранными вами местам”.  (Материалы из истории Сибири, собраны Г. Н. Потаниным. М., 1867, стр. 266 -  267). Вольные и подневольные жители крепости были отягощены разного рода  повинностями. Они выполняли все строительные и земляные работы, рубили и  возили лес, несли “ямскую тягость” (повинность), ходили лямковыми при  дощаниках, доставлявших грузы вверх по Иртышу. Часть омских поселенцев и  казаков была определена на казенную пашню. Правительство, закладывая  новые крепости, одновременно стремилось насаждать вокруг них земледелие,  чтобы обеспечить хлебом регулярные и казачьи части местных гарнизонов,  рабочих новых рудников, открытых на Алтае. Заведенные с целью обеспечить  войско хлебом, эти пашни явились первыми очагами земледелия, откуда оно  начало распространяться в степной зоне Западной Сибири. В делах Сибирской  губернской канцелярии, относящихся к 40 - 60-м годам ХVIII столетия,  неоднократно встречаются жалобы омских казаков и поселенцев на то, что  многочисленные повинности приводят их во “всеконечное разорение и  всекрайнюю нужду”. Местное начальство - командир гарнизона, офицеры  обращались с жителями крепости, вольными и подневольными, как со своими  крепостными. “Битье плетьми считалось делом самым обыкновенным. Били за  все и всякого, кого можно бить”,- отмечает “Историческая хроника Омска”.(И. Я.  Словцов. Материалы из истории и статистики Омска. Омск, 1880).Командир  Сибирского корпуса Фрауендорф (находился в Омске в 1758 - 1760 годах),  почитавший себя “болышим любителем наук”, ходил по улицам в  сопровождении целой свиты ординарцев, избивавших по егоприказанию  астречных людей. Один из строителей Омской крепости ин- женерный капитан  Иван Андреев - автор “Домовой летописи” - так опи- сывает этот  фрауендорфский режим в Омске: “Он, Фрауендорф, столько был жесток,  немилосерд, а лучше сказать мучитель, что не устыдился одного дня до обеда  пересечь плетьми, кошками при своем присутствии, где должен был слушать  вопль иногда и невинных, до 110 человек. Ходя за ним, ординарцы всегда  имели с собою кошки, плетки, палки, грабли, вилы и тому подобное нелепое. По  своей горячности и запальчивости, а более видно от злобы, предвидя, может  быть, по уведомлениям, к нему нерасположение, только было у него в  упот-.,реблении: “Бей до смерти!..”. (Чтения Московского общества истории и  древностей Российских, 1870, кн. 1-я, стр. 77 - 78). Средний офицерский состав,  по примеру высшего начальства, также “чинил различные жестокости” над  нижними чинами и поселенцами. Омск 60-х годов ХVIII столетия стал главным  пунктом ссылки на Иртышской линии, отсюда колодники распределялись для  работ по другим крепостям. Среди ссыльных было много крепостных крестьян,  отправлен- ных в Сибирь “за буйство противу помещиков”. Академик И. П.  Фальк - участник экспедиции, снаряженной в 1768 году в Сибирь  Петербургской академией наук, в своих “Записках путешествия 1768 - 1774 гг.”  отмечает, что в Омской крепости находится значительное число ссыльных с  вырванными ноздрями. Часть из них “не столь важные живет в городе и  отмечены пришитыми на спине красными лоскутами”. Весной для начальства  Омской крепости наступало неспокойное время. Начинались побеги. Бежали  колодники из острога, солдаты, поселенцы. Чаще всего беглецы уходили в степи  за Иртыш. Для их поимки устраивались облавы, снаряжали целые экспедиции.  В открытой степи не так-то легко было укрыться, и обычно бежавших настигали  и связанных по ру- яам и ногам доставляли обратно в крепость. Наказания за  побеги былисамые жестокие. Так, в июне 1740 года колоднику Шахову за  попытку бежать из Омского острога было “определено битье с кнутом в неделю 4  раза, с вырезанием ноздрей и постановлением штемпельных знаков”. Караульных  солдат же приказано было “за слабое смотрение прогнать через тысячный полк  шпицрутенов пять раз, а по учинению наказания определить их по прежнему в  солдаты навечно”. Битые кнутом, клейменные люди снова пытались бежать.  Вольная, ди- кая степь манила закабаленных жителей крепости. Побеги были  одной изнорм социального протеста против феодально-крепостнического гнета.  Так жила Омская крепость в середине ХVIII столетия: изнурительная муштра,  опасные походы, непосильный труд, жестокие наказания, полу- голодное  существование были уделом ее первых обитателей. Народные массы, трудовое  население обширнейшего края в полной мере испытали всютяжесть  крепостническо-феодального гнета. Здесь, на окраине страны, бесконтрольный  произвол царской бюрократии как гражданской, так и военной, принимал  особенно разнузданные формы.   Новая крепость на стыке двух рек, Иртыша и  Оми, служила воротами в обширный район верхнего Прииртышья и всего севера  Казахстана, конт-ролировала водные и караванные пути на юге Западной  Сибири. На левобережье Иртыша раскинулись бескрайние степи. Сюда во вто-  рой половине ХVIII столетия распространились кочевья Средней казахской  орды - жуза. Обстановка в степи была крайне напряженной. С востока казахов  тес- нили ойраты. Вооруженные лучше, чем казахи, они разоряли казахские аулы,  порабощали и истребляли тысячи людей. Недаром это времл в на родном  казахском творчестве именуется годами великого бедствия. Спасаясь от ойратов,  казахи обратились за помощью к своему сильному соседу - России и просили  принять жузы в русское подданство Средний жуз принял русское подданство в  1740 году. Но, помимо войны с ойратами, казахский народ страдал от бесконеч-  ных внутренних войн. Местные феодалы вели ожесточенную междоусобную  борьбу, разоряя и истощая свой народ; они же нападали на русскиеселения,  торговые караваны, затем посылали в Омскую крепость посольства и просили  защиты от своих единоплеменников, с которыми враждовали. Крепость на Оми,  охранявшая южные границы Сибири, близко соприкасалась с этой воюющей  степью. Омск сыграл большую роль в освоенип обширного прииртышского края,  в проникновении в казахские степи более высокой, более развитойрусской  культуры, в присоединении и освоении новых земель на юго-востоке Заладной  Сибири. Хотя первым “Сибирским аргонавтам”, как насмешливо называли некоторые историки неудачливых участников похода Ивана Бухолца, неудалось  достичь далекой Эркетн и найти там “золотое руно”, но они проложили путь к  иному руну - Верхнему Прииртышью, к несметным богатствам рудного Алтая.  Вслед за Омском на Иртыше строится линия крепостей, форпостов и пикетов. В  1716 году было отстроено Ямышевское укрепление, в 1718 году заложена  Семипалатинская крепость. А двумя. годами позже гвардии майор Лихарев  отправился со своими людьми на дощаниках в верховья Иртыша к озеру Зайсан и  на обратном пути поставил при устье реки Ульбы Усть-Каменогорскую  крепость. Омская крепость была важным звеном в системе укреплений Иртыш-  ской линии. На нее была возложена охрана юго-восточной границы Западной  Сибири и рудного Алтая. В Омской крепости замыкалась также - Новая Ишимская  линия укреплений, прозванная в народе Горькой (проходила вдоль  горько-соленых Камышловских озер). Эта линия начиналась у реки Тобола и  прикрывала юго-западную полосу русских поселений. Несколько позднее (1759 -  1764) от верхних укреплений Иртышской ли- нии (форпост Шульбинский)  началось строительство новой Колывано - Воскресенской линии. Таким образом,  Омск был главным узлом пересечения укрепленных линий Западной  Сибири. В конце 60-х годов  ХVIII столетия Омская крепость стала официальным административным  центром укрепленных линий Западной Сибири Командир сибирского корпуса И.  И. Шпрингер, признав Омскую крепость “главным местом, где должно завсегда  находиться главному теми (пограничными) местами командиру”, начал  возводить в 1768 году новые крепостные сооружения на мысу, образованном  правым берегом Иртыша и Оми. Строевого леса вблизи не было, зато в крутоярах  Оми залегало много глины. Из этой глины и обжигали кирпич для будущей  правобережной крепости. Строили крепость по последнему слову военной  инженерной техники того времени. В строительстве принимало участие почти  все населе- ыие омских форштадтов, вольные и подне,вольные поселенцы,  солдаты, ка- заки, колодники из разных острогов. Академик Паллас, посетивший  Омск в 1771 году, так описывает эту новую каменную крепость на правобережье  Иртыша: “Сия, новая, весьма выгодное положение имеющая Омская крепость  укреплена весьма прекрас- ным образом, по новым воинской архитектуры  правилам: она представля- ется многоугольник в пяти бастионах, которые к р.  Иртышу сходятся, и из крепкого дерном выложенного вала и сухого рва”. Далее  Паллас перечисляет лучшие здания крепости: это прекрасный генеральский дом  на каменном фундаменте, провиантская канцелярия, гауптвахта, перед которой  выставлены артиллерийские снаряды, и различные изрядными офицерскими  домами и казармами застроенные улицы. Ученый путешественник отмечает  также, что в новой крепости строится дом для городской школы, “в коей  воспитываться будут драгунские и казацкие дети; и сие есть одно из  достохвальных новых заведений, дом для приезжающих почетных иностранцев и  дом камендантской... На главном месте крепости выкопаны изрядные колодцы”.  Против Омской крепости, на левом берегу Иртыша, в 1764 году был сооружен  Елизаветинский маяк (Елизаветинская защита). Это был дозорный пункт для  наблюдения за “степью”. Маяк, по описи 1765 года, был обнесен заплотами,  имел офицерскую светлицу и казарму для драгун. У стен Елизаветинского маяка  собирались меновые торги с кочевниками прииртышских степей - казахами,  калмыками. “Сколь скоро летом киргизы приедут для торга, то на башне редута  бьют в барабаны, и тогда приехавшие из Омска купцы с товарами соби- раются  для торга”,- описывает И. Фальк открытие торга в Омской крепости у  Елизаветинского маяка в своих “Записках путешествия” (1768 - 1774 гг.). Своих  купцов в Омской крепости было мало. На торги у Елизаветинского маяка  приезжали купцы из Тары, Тобольска, Тюмени. Они привозили для обмена  бумажные и шерстяные ткани, железные и чугунные изделия, деревянную  посуду, зипуны, пушнину. Казахи и калмыки пригоняли из степных кочевий  табуны лошадей, овечьи отары, гурты крупного рогатого скота, а заодно  продавали “в разбое похищенных женок и детишек мужского и женского пола”, а  иной раз и своих единоверцев. Покупка “живого товара” была дозволена в  Сибири в середине ХVIII столетия специальным указом и считалась даже делом  “богоугод- ным”, так как предполагалось, что вымененные пленники будут  обращены в христианскую веру. Хотя в Сибири не было помещичьего  землевладения, крепостнические отношения здесь были те же, что и в  Центральной России, крепостное пра во не получило широкого распространения,  но чиновники, купцы, офицеры довольно часто пользовались невольничьим  трудом в личном быту. Некоторые же приобретали земельные участки и  поселяли там своих людей для земледельческих работ. О том, насколько была  распространена в Омске покупка “живого това- ра”, свидетельствует такой факт.  Когда в 1828 году вышел указ, разрешающий российским подданным  “свободных состояний” покупать или выменивать киргизских детей и  использовать их только до 25-летнего возраста и затем освобождать, омские  чиновники подняли протест; они подали прошение, в котором указывали, что  “при новом порядке им уже невыгодно покупать киргизских детей и делать  затраты на их содержание”, ходатайствовали об оставлении у них невольников  и после достижения ими 25-летнего возраста” (И. В. Щеглов. Хронологический  перечень важнейших данных из истории Сибири. Иркутск, 1883, стр. 372).  Генерал-поручик Шпрингер не только отстроил новую крепость, но и завел в ней  новые порядки. Просвещенный генерал так называемого Екатерининского века  он стремился, как и все екатерининские администраторы на местах, проводить  просветительскую политику, направленную на усиление помещичье-феодального  государства, укрепление господства дворян. Екатерина II- представительница  “просвещенного абсолютизма”, доведя крепостное право до его крайних  пределов, вместе с тем стремилась укрепить позиции дворянства и путем  просветительства - “полированием дворянского сословия”. Таким  “полированием” дворянской офицерской молодежи и занялсь генерал Шпрингер  на дальней сибирской окраине государства. В новой крепости, кроме  комендантской канцелярии, генералитетского и офицерских домов, казарм, было  построено такое необычное для своего времени учреждение, как “Чертежная”, а  при ней “Оперный дом”. В Омске наряду со строевыми офицерами появились  инженерные капитаны, поручики, топографы, то есть военная техническая  интеллигенция. В Омской “Чертежной” проектировалось, по-видимому под  руководством самого генерала Шпрингера, строительство укрепленных линий  Тот же инженерный капитан Иван Андреев писал в своей “Домовой летописи”:  “Зимнее время находился в Омской крепости у сочинения планов и положением  на оные прожектов, ибо к весне поехаи с планами и прожектами от  генерал-поручика Шпрингера в Петербург инженер-прапорщик Зеленый”.  Далее Иван Андреев описывает, как жила Омская крепость в 60-х годах ХVIII  столетия. “В зиму (1764 - 17б5.- М. Ю.),- пишет Андреев в своей летописи,- к  рождественской неделе учрежден от генерала был в чертежной, для поли  рования молодых людей, оперный дом, где и чинили представления разных  трагедий и комедий, под смотрением и водительством моим, причем на расходы  со зрителей собиралось довольно денег и употреблялось на разные платья и  уборы”. Андреев рассказывает о различных “веселостях”, также учрежденных:  Шпрингером “для полирования офицеров”. Помимо обычных балов, маскарадов, вольных собраний по билетам, автор с“Домовой летописи” упоминает  любительские спектакли (оперы “Лиза”, “Разносчик”, “Мельник”), “духовые   концерты” и т. д. В Омске была учреждена также главная гарнизонная школа для  казачьих и драгунских детей. В ней учили “всему строевому и до воинской  службы и до ее порядку принадлежащему”, а также грамоте, арифметике,  барабанщичьей науке, игре на флейте”. Начальником школы был казачий атаман  Анцифиров. Учителя - офицеры, ссыльные и даже колодники. Так, рисование и  малярное дело преподавал колодник Птицын. Непонятливых учеников  отправляли в полки для обучения “рукодельной науке”: слесарной, столярной,  сапожной и др. Небольшие гарнизонные школы были открыты в крепостях на  линиях. В то время, как в новой крепости строились бастионы, каменные зда- ия  “присутственных мест”, офицерские особняки, росли и форштадты. Там все  больше и больше появлялось новых хибарок, землянок. В 80-х годах ХVIII  столетия Омская крепость имела уже 7 форштадтов. Афанасий Щекотов в своем  “Словаре Географическом Российского государства” упоминает Подгорный,  Ильинский, Казачий, Бутырский, Кадышевский, Мокуый и Выползки.  “Причем,- замечает Щекотов,- форштадты эти состоят из таких хижин, которые  не заслуживают наименования домов”. Весьма красноречиво и такое заключение  Щекотова: “Жители здешние, коих большая часть отставных солдат и разночин-  цев также и служивых вообще суть бедна и едва снискивают себе пропитание,  потому что здесь нет никаких рукоделий”. (А. Щекотов. Словарь Ге-  ографический Российского государства. 1805, стр. 851 - 853). В ту пору, когда  обитатели офицерских особняков в крепости “в продолжение веселостей  чинили”, комедии и опереты, устраивали балы и масхарады, жители омских  форштадтов, как и крестьяне окрестных сел и деревень, рыли земляные рвы,  обжигали кирпич, возили лес, ставили фундаменты, строили новые здания,  выполняли тяжкую “подводную повинность”, в полной мере испытывали на  себе жестокий феодально-крепостнический гнет. Екатерина II, усилив власть  помещика над крестьянином, издала в 1764 году указ, разрешающий дворянам по  собственному произволу отправлять крепостных на каторгу, в ссылку. В  Сибирь, в том числе и в Омскую крепость, все больше прибывало  подневольных жителей из крепостых крестьян. Под влиянием все  усиливавшегося крепостнического гнета в России ширилась волна крестьянских  волнений. Нарастало движение протеста и среди сибирских жрестьян и  “работных людей”, эксплуагируемых на казенных и монастырских землях и  предприятиях не меньше, чем в помещичьих имениях. Почва в Сибири  накалялась. И когда на Яике поднялся Пугачев, еще больше заволноввался народ  в сибирских деревнях, слободах на крепостных линиях. Первые известия о  начале восстания пришли в Омск 14 октября 1773 года. Из Омска и  прылегающих к нему крепостей Иртышской и Новой Ишимской линий были  брошены на Оренбургскую лини” казачьи и драгунские части, но это были  ненадежные войска. Многие казаки и солдаты переходили на сторону  восставших и сражались под Оренбургом в пугачевских полках. Пламя  крестьянской войны перекинулось в Сибирь. В Омскую крепость приходили  вести о волнениях крестьян в Ялуторовском, Ишимском дикстриктах (район  административного деления), о челобитных, посланных крестьянскими  сходами Пугачеву, о “непокорствах” приписных казаков (государственные  крестьяне, приписанные в казаки) в Лебяжьей, Коркинской слободах, рабочих  Ялуторовского винокуренного завода (Н. В. Горбань. Крестьянство Западной  Сибири в крестьянской войне 1773 - 1774 гг. “Вопросы истории”, 1952, # 11).  Омская крепость и прилегающие к ней линии были переведены на военное  положение. По дорогам, ведущим из Омска в Тюмень, Тобольск, были  расставлены рогатки, усиленные караулы. Все проходившие задерживались и  допрашивались “с пристрастием”. Командир Сибирского корпуса послал  коменданту Омской крепости бригадиру Клаверу специальный ордер “иметь  крепкое и проницательное примечание”, не появятся ли в Омской крепости и на  линиях “подговор- щики, разглашатели и воэмутители”. Таких предписывалось  ловить, заковывать в ручные и ножные кандалы, бить нещадно плетьми.  Однако никакие рогатки, караулы, строжайшие предписания начальства и жесто-  чайшие наказания не помогали. Из слобод, деревень от местного начальства  поступали тревожные вести о “бунтовщиках”, которые “выкрикивали про  Пугачева”. Разглашатели появились уже и в омских форштадтах, в самой  крепости”. В начале февраля 1774 года пугачевские полки перерезали Екатерин-  бургско-Тюменский тракт, начали продвигаться к Тюмени. Крестьяне окрестных сел снабжали пугачевцев хлебом, фуражом, пополняли их отряды   своими людьми. Положение на линиях настолько обострилось, что командир  Омской крепости рапортовал 18 февраля 1774 года о том, что между Омском и  Тобольском недостаточно войск и волнение “легко пройти может до самых  Колывано-Воскресенских заводов и там... большие вредности приключитца  могут”. Омская крепость была одним из пунктов, куда направляли захваченных  правительственными войсками участников пугачевского восстания.  “Возмутителей” и “подговорщиков” допытывали священническим “увещеванием”, а больше пыткой - били кнутом, вырывали ноздри, ставили клейма на   лица. 11 марта 1774 года поручик Шетнев доносил командиру Омской крепости   о том, колодник Василий Морозов, содержащийся в омском остроге, выкрикивал   слова о скором приходе Пугачева. “Не будут иметь дворяне людей...”,- говорил  колодник. Морозову учинили допрос, сначала его  “увещевал” священник, потом  палачи “дважды били пристрастно кошками”. А 12 мая 1774 года командир  Сибирского корпуса дал приказ: “Ссыльного колодника Василия Морозова за его  пустые и вредные обществу и государству слова, коими, ежели бы не было  заблаговременно пресечено, мог бы он ино и бунт восстановить, в страх другим,  чтобы про- чие на разглашения не отваживались и старались бы и доносить,  ежели от кого услышат, приказываю его Василия Морозова повесить”. 12 мая  1774 года “возмутитель” Василий Морозов был повешен в Омской крепости на  большом плацу. Но жестокая расправа над участниками пугачевского восстания  не могла пресечь мощной волны народного движения против  феодально-крепостнического гнета. И после казни Морозова находились люди,  отваживавшиеся на подобные “разглашения”. И не раз коменданту Омской  крепости приходилось доносить о поимке “продерзателей” и “разглашателей”.  Новой Омской крепости с ее мрачными редутами и бастионами не довелось  отражать нашествий иноземных войск. Она была использована самодержавием  для борьбы с народом, поднявшимся против помещичье-феодального гнета. Но  внутри крепости, в ее форштадтах неуклонно росла грозная сила народного гнева.