Читаю Пушкина нетленные слова

Расцветшие соцветьем в русском поле

Соцветием безбрежного добра

Из моря лжи, безверия и боли.

Коленопреклоненный гость пустынь,

Любовник дерзкий, и воитель смелый,

Все растворились в урагане белом,

В графитных башнях

В символах твердынь

В закатном сумраке и предрассветной мгле

В туманной дымке

Призрачных видений,

Я впитываю мед его творений,

И стон огня в полночном фонаре…

– ты в черном и белом,

Я раздуваю в теле огнь

– ты агонию тела,

Я рискую летать и, бежать

по лезвию бритвы,

• ты продолжаешь смиренно ждать,
• и веришь в молитвы

Знаю я правду – мир из людей

сильных,

и слабых тоже,

• ты же стремишься в них
• узнавать бога и беса под кожей.

Ты говоришь : “Жизнь - это боль,

старость - когда не веришь”,

• я же кругом вижу любовь,
• и открываю двери

Ты говоришь : “Покайся и встань,

близится час расплаты”

Я ж обнажу булатную сталь – Бога

крушить

палаты.

все мне кажется обманом, лица кажутся стеной

Все кружится смерчем пыли, дни уходят в никуда

Жизнь забрали, смерть забыли времена и города

Расцветают в небе позднем и рождается душа

Ветхий дом от конька до завалинки

Весь опутан преданьями старыми,

И на дикой заброшенной вырубке

Накрывает пеньки одеялами

Что бы духов лесных по-старинному

Угостить водой первой, талою

Что-то мало в лесу под осинами,

Называют весну эту шалою.

Тобой дышит спелая осень,

Откинув с ресниц одеяло

Кристальностью желтых иллюзий

Вселенной огромною в малом.

Уходя, уходи, даже если не в мочь,

Уходи, уходя, пусть промозглая ночь,

Даже если кругом непроглядный туман

Даже если холодные руки в карман

Положив не согреть, а на сердце дожди,

Даже если нельзя – все равно уходи

Вечность куском базальта.

Тени. Расчерчен гранит

По тротуару асфальтом.

Мимо. Осколки огней…

Выброшен, как плебей,

Как драгоценный камень.

Бег. Из под ног вонь,

Не человека – бомжа.

Мода… Бордель – жизнь.

Счастье, в глазах страх.

В чьих-то пустых сердцах

Свой завершить полет

Выше, над скопищем крыс.

Чистым каскадом брызг.

Сталь в полосе рамп, тень за чертой света

С миром связала нить черного микрофона

Зал – это мой мир, мертвая моя зона.

Жаль мир, он тоже хочет жить…

Тех жаль, кому судьба – спасенье,

Жаль тех, кто с автоматами в руках

Вчера христово встретил воскресенье.

Жаль чистую, умытую росой

Поляну, что поругана в безделье,

Жаль девушку с распущенной косой,

Растоптанную в купленной постели…

Жаль первый снег, лежащий за окном,

Сойдет он не оставив и сугроба,

Жаль тех, кто поминать пойдет

Меня в весну смотрящего, у гроба

Я долго хотел этой жаркой любви,

К тебе прилечу, лишь меня позови.

Ты знаешь родная, как жить не любя?

Не чувствуя света, по жизни скорбя?

Ты знаешь, как сладко познать эту боль –

Ценить расставанья, свиданья с тобой?

Ты знаешь как время незримо бежит?..

Ты знаешь… Ну что же опять ты молчишь,

Ну что ж ты грустишь? Не печалься, пойми,

Что чувства не долго томятся в тени.

Не хочешь, а выйдут, молчишь, но кричат

И сердце поет, пока губы молчат

А на завтра белый пух вальсом баловал дома,

А на завтра бледный круг – свечи, звезды и луна

А потом плетенный свод ловит эха долгий стон

И скучает хоровод из березок и сосен

А еще поет метель, на сугробы бисер шьет,

А еще звонит мороз, тихой ночью в ломкий лед

Где еще вчера дожди,

Где еще вчера листва

Где уже в который раз

Шаль раскинула зима.

Ярких фантазий зонты.

В мире твоем не падают вниз,

А только за горизонты

Мир твой – лиловая вспышка - глаза

Каплями слез на рассвете

Мир твой не держится только за

Мифы о вечном лете.

Мир твой построен, как снежный дворец

Весь из осколков света

Мир свой ты строишь держа как ларец

Эхо поет: “Кто ты, где ты?…”

Мир мой живет по законам иным

В нем все логично и мудро

Мир мой наполнен туманом парным,

Как перед завтрашним утром.

Приходят, живут и мечтают, а видят пустыню,

Замкнувшую в круг отпечаток старинных икон

И мир создают, зная каждое верное имя,

Порой вызывая молчащих богов на поклон.

Расшатаны ими границы вчерашних устоев,

Раздвинуты вглубь горизонты и в ширь

И помнят века их деянье и имя простое,

Низвергнув, как прежде богов со вчерашних вершин.

Пророки рождаются и умирают до срока

Им руки – разбрасывать ветер, а души - мечту

И даже уходят они, как уходит дорога

В небесную глубь, а не в черной земли высоту.

Который год тоскует небо и земля

И небо стонет, а земля рыдает

Им внемлют лишь стальные тополя,

Да клен засохший тихо подпевает.

Их листья падают танцуя, и года

Бегут, не оглянувшись на былое,

Им серенады шепчут поезда,

И струны шпал, пропахшие смолою.

Давно уже не слышно соловья,

На серый мох не падают снежинки

Течет судьба рекой через поля,

Мир поделив, и нас на половинки.

Всех нас, познавших и не знавших боль

Потерь и встреч, таких, порой, напрасных…

Всех нас, без веры, и вины любой,

Таких похожих, и зеркально-разных.

Раскинув руки – крылья

Мир раскололся надвое,

Глаза и звезды пылью.

Все смазано в движении… Сверкнуло сердце свечкою,

Из кожи ребра выпали, зазвякали колечками

И прохрипела синева: “Не многого ж ты стоишь…”

Да только все это слова, а ими не построишь,

Не защитишь от времени ни хижины, ни башни…

И вновь, где были площади разделано на пашни.

Упал… - Подох? Нет держится

За сказки, за дыхание,

А может быть за прежнее,

утраченное знание.

Он жертву принес на алтарь из цветов

под черным саваном грусти.

Молитва его о том, что от снов,

никто его в ад не отпустит.

Прозрачными были в звенящей тоске,

Цепями убитые крылья,

Светился чуть сумрачней матовый нимб,

Покрытый звездною пылью.

Но слезы его пробудили весну,

В засохшем навеки поле,

И с неба прощением луч полоснул

По ржавым оковам крови…

Пускай, даже вышвырнут в замкнутый круг

Прощенье придет, нужно верить,

И падшему снова откроются вдруг

В безмолвном безвременье двери.

К поколениям…

Привет шестидесятнички, привет семидесятнички, привет восмидесятнички,

От пьяных девяностичков.

Вы долго, и без жалости нам промывали косточки…

Ломали нас и строили – войною, безработицей,

Шагаем дружно в ногу с порухой в подворотницы

Истыканные шприцами, измотаны болезнями

Мы дышим кокаинчиком, коптим подвалы, лестницы

С потерянными душами влетаем вам в копеечку –

Прокуренные мальчики, растерзанные девочки.

Под музыку заморскую отплясываем барыню,

А наша злая молодость растоптана, задавлена.

Целому морю – все небо,

Целому сердцу – весь Бог.

Мудрому – старость и счастье…

Путнику – сапогов.

Ниве, - жниво и кров,

Жизни – новую кровь,

Вольной реке мостов,

Волнам – гранит берегов

Ветру – крепкую стену

Ночи и дню – смену,

Прошлому мрак веков,

Мне и тебе – любовь.

Посвящение Марине…

От крови своей давшей,

Во имя правды павшей,

Польется песен плач.

Свободы не призревшей

Мечтой, как сердцем жившей,

Сказавшей – мир – палач

С любовью завещавшей

Тоску к родной земле

В стихах своих кричавшей

О роковой петле.

Монолог с…

Фальшивой маской истину клеймя?

А ты умеешь сгладить нервным срывом

последние секунды бытия?

А можешь ты, с кристальными глазами,

Обманывать надежды серых лиц?

А сможешь, в миг, сравнявшись с небесами,

А ты сумеешь угольною сажей, засыпав двор,

Сказать, что это снег?

А ты сумеешь, умирая даже,

Плеснуть в лицо действительности смех!?

Любовь…

Любовь не бывает вечной…

Порою пустой, быстротечной,

Бывает долгой и нежной

Холодной поземкою снежной.

Бывает постельной, жестокой,

Не полною, одинокой,

Или обманчиво – скромной,

Великолепной и томной,

Горькой бывает и грубой

Бывает оттают вдруг губы

В жарком порыве страсти,

Бывает ты в ее власти

Утихнешь и станешь мягкой

А иногда не понятно,

Зачем же тебе я нужен

И как для гурмана ужин

Опять ищу твои руки

Сладко-соленые губы

Мечтаю что не забудешь

И будем мы вместе вечно…

О как эта жизнь быстротечна!

Нельзя потерять и минуты…

Шаги впечатаны в бетон, из глоток рвется гром,

Идет с рассвета на закат “Кровавый легион”

Бойцы костисты, глубоки провалы в черепах

Тотемы на гнилых флажках, и грязь на сапогах

На жниво легкое польстясь давно в пути они,

Считают лунные часы века, года и дни.

Кто с минометом, кто с копьем, кто пеший, кто верхом

Идут, не чуя под собой живого плач и стон.

За их плечами смрад пустынь, перед лицом сады.

Тебе решать, так выбирай С кем будешь ты?

Не всякий может победить, свой поборов соблазн

И, встанет много молодых к ним в строй еще не раз…

Коль к ним пойдешь – оставь мечты, надежду и любовь.

О чем мечтать, кого любить? Повсюду льется кровь!

А если против них пошел, то знай, что раньше всех,

На боевом коне, сидит – братоубийства грех.

Как псы цепные – смерть и блуд стяг вечности везут,

И голод с завистью им вслед, унылые бредут

Со сворой тупорылых псов, беззубый, чуть горбясь;

В седле из человечьих кож угодничества князь.

За ним предательство и зло, с кошмами за спиной

Бойцам оружье выдают, готовят войско в бой.

В хвосте колонны маяки – могильные огни

Там леность с трусостью бредут понурые в пыли,

Не даром заведен уклад – “Сильнейшим замыкать!”,

А в середину тех, кто слаб и немощен толкать.

Ты в середину им ударь! Надеждой и мечтой,

Да будь смелей прикроют тыл прощенье с добротой,

Огнем любви их окружи у мертвого ручья…

Не легок бой с бессмертием – помощник – правды яд.

И верность похоронит их, и вновь сады взойдут…

Да только всадников лихих не остановишь тут.

Рождает каждый новый день чуму дрожащих рук

И новые придут враги на твой зеленый луг

Бессмертные обречены, дань собирать окрест.

Купать в крови, топить в вине, на жизни ставить крест,

И снова будет смерть и стон, и вновь, как страшный сон

Пойдет с рассвета на закат “Кровавый легион”.

Март, мороз, ору котом,

Оставляя на потом

Осмотрительность и страх

И знакомлюсь на мостах…

Провожаю вечерком,

Тех, с кем, в общем, не знаком,

Тех, кому еще вчера

Мать кричала со двора: -

“Стынет ужин, марш домой!”,

Мне то это не впервой…

Я каждое утро встречаю рассвет,

И ничего невозможного нет.

И хочется верить, и хочется знать,

И мысли простые в природе искать.

И хочется снова забыть все на миг,

Быть снова ребенком, пить чистый родник

И снова узнать, что такое любовь,

От страсти, от жизни сгорать вновь и вновь,

Забыв суету, искупаться в тиши,

И слушать потом, как поют камыши.

К красавице иве прильнуть на чуть-чуть.

И солнцем напившись в забвенье уснуть.

Но ветер опять возвращает туда,

Где дней беспокойных клокочет вода.

И вновь забирает судьбы ураган,

Темнеет в глазах, нет покоя ногам.

Верю, знаю, придешь ты печальна,

Потому, что тиха и нежна.

Потому, что твою мне тайну

Обещали сирень и весна.

А когда ты уснешь незаметно,

На подушке, мокрой от слез,

Унесу печаль твою ветром,

К серебристым стволам берез.

Пусть стегает вихрем дорога,

Пусть деревья склоняясь поют,

Я тебя моя недотрога,

Покрывалом огня утаю.

Жаль меня, жаль старая шаль,

Лаской своей в изголовье.

Верь в меня, верь – старая дверь,

Я тебя в утро открою.

Жди меня, жди, будут дожди,

И среди жаркого лета

Снова приду, снова найду…

Где же ты милая?…

Где ты?

Не оттого,

что света нет,

в моем окне,

тебя прошу:

Пойдем домой,

прости за все,

И я тебя прощу

К чему напрасно слезы лить,

Пусть он поплачет за тебя,

А мы домой пойдем.

Каждая мысль воплотима, в камне ли, в танце ли, в слове…

Только любовь и терпенье могут желанья исполнить.

Простые слова, кажется,

А сколько в них смысла вложено,

Как в белое разноцветие,

Как ветра в ведро порожнее;

Как ангелов на иголочку,

До тысячи, до безумия

До сокровенности главное

И до омерзения умное.

Когда вновь наступит время камней,

Я буду готов, мешки залатав,

и в петлю согнув, полоску из кожи своей.

Посыпится каменно огненный град,

Над отголоском молитв…

Вечернею серостью мир обласкав,

Протянуться руки мои;

И вытянут жилы стальных арматур

Из грохота пыльных колоссов,

Швыряя оконные рамы в толпу,

Дождя рассыпая просо.

Когда вдруг настанет эра воды,

И хлынут потоки вселенной,

Я рощу зеленую в плот превращу,

Веревками вырезав вены

И я соберу по паре одной

От каждого вида и рода,

И их понесу над бурлящей волной,

По ветру, навстречу восходу…

Я буду нести их на край, на предел,

И землю им этим добуду

И даже в кровавой и мутной воде

Искрою проклюнется чудо…

Когда наступает эпоха добра,

Ее не заметен приход…

Но… Чистою в реках будет вода,

И камни лягут вразброд.

И вновь заструиться из тысячей глаз,

Улыбкою робкой ночи,

Та вечность, которую кто-то до нас,

Нам всем, как судьбу напророчил.

На высшей ноте стены проколол.

И вот уже неведомый мне кто-то,

На новый день составил протокол.

Зачитан он пророкам и блаженным,

Внесен распутницей зарей в дома,

Перескочив каноны и заветы,

К скульптурам с идеалами ума…

Все в красно-черном,

Жизнь, мечты, одежда,

Роятся мысли смерчем ураганным,

А где-то далеко, одной надеждой

Такой же, Я седлает океаны…

Но голубое ему солнце светит,

А мир его окрашен фиолетом,

И он мечтает о заре и бредит

Гранатом фраз, гранитом парапета.

Как “Да” и “Нет”, мы с ним так не похожи,

И в то же время слиты воедино,

Как не бывать рассвету без заката,

И как не быть рабу без господина.

Так жить с предательством в душе,

Чтоб трусость обласкать?

• Бороться, верить и любить,
• Искать, беречь, терять!

Отдаться воле пошлых фраз,

Смириться стать как лед?

• Спокойность мира променять,
• На тонких крыл полет!

Мечту оставив в стороне беречь ленивый сон?

Нет вечно ждать беду и страх со всех сторон!

Быть тем, что ждут? Знать, что идут твои года…

И не забыть, что не вернуть их никогда!

Есть в ней что-то странное, -

Терпкое, желанное, нежно – бестолковое,

Легкое и новое

Умное, простое

Светлое, святое

Все в ее улыбке,

И в ее походке,

Кажется мне гибким,

Видится мне легким.

Тихих вздохов свежесть,

Рук горячих нежность,

Медленные речи…

И тоска от встречи…

А когда смотрю я,

На нее случайно

Глаз ее кофейных

Черпаю я тайну

И от раза к разу,

Удивляюсь снова

Ночи быстротечной

Трепетности слова.

Слышу тихий шепот,

От стеблей бурьяна

Сердце повторяет:

“Милая… Татьяна…”

Если скажут “Пропал…”, - не верь,

Не пробил еще час последний…

Просто через открытую дверь

В небо вышел из душной передней,

Просто сразу почувствовал шелк

Крыл свободных от пыли спиною

Просто в глубь голубую ушел

С разлохмаченною головою

Солнце в крылья, огонь в лицо,

Сталь в грудине и нефти факел…

Стрел не дали, снаряжен свинцом

Механический новый ангел.

Он забыл про удачу и свет,

Доброту отрицает в корне…

Для него даже боли нет,

А любовь, как бензин по норме…

Он вознесся и вот цена –

Воля в клетке, - таков закон.

Прометей заменили на

Роковое Армагеддон.

Только все же несет Венец,

Хоть и сферою из стекла;

Только все ж бережет свинец,

Где искрятся ростки тепла…

Только вот, когда бог судил,

Ангел гордо смотрел, а значит

Хватит ангелу нынче сил

Все законы переиначить!

Империи не вечны, их закат,

Давно предсказан звездами востока…

В который раз уже бушующий пожар

Накроют волны нового потопа

В руинах храмы лягут, в городах

Кварталы станут площадями трупов

Кривые пальцы выскребут металл

Из чрев живых пульсирующих звуков

И пусть я варвар, - неотесан, груб,

Богов не знаю, и словам не верю,

Зато с моих солоноватых губ

Слетают буквы, превращаясь в перья

Медлительного смерча черных стай,

Не то ворон, не то мышей пещерных

За то никто мне не откроет рай,

Фальшивый рай из рухляди фанерной.

Пускай один за все отвечу сам

Перед судом потомков многомудрых

Лишь только бы не слышать птичий гам

Лжецов покрытых сахарною пудрой.

Когда оставлю я за смертью хлам

Из лжечудес, и мусор суеверий

Я прокричу под купол, в старый храм

Пришел конец незыблемых империй.