Однажды китайцы пошли саранчою

И завоевали весь Дальний Восток.

Другой раз мы просто гуляли с тобою,

Не зная, что мир так безумно жесток.

Гуляли - гуляли, наткнулись на жёлтых

И стали зелёными в противовес.

Цветные баталии... Звякали дзоты,

И в каждой мишени мерещился бес.

Потом распугали нас низкие звуки,

Мы всё напевали какую-то чушь...

Какие-то ангелы брали за руки

И вверх уводили под праздничный туш.

Смеялись и плакали. Больно и томно.

Как будто во сне кто-то в грязь наступил...

Играла “Гражданская Оборона”,

А я третью пачку за вечер курил.

Экспресс волчий

Стая вагонов

Рельсы в сторону

Путь к луне

Древо ночи

Укроет кроной

Кровь на откосах

Луна во мне

Бьётся бубном

Звенит орнамент

Клык на шее

Желтеет в такт

Всюду людно

Вагонов стае

Не прорваться

За просто так

Надо будет

Забить свой облик

Надо будет

Забыть слова

Надо будет

Ох надо будет

Ах надо будет ох

Надо...

Будет...

За волками

Струя должна быть

Рвущей рваной

Несущей вой

Я влюблён

И да будет капать

Кровь на раненый

Облик мой.

01.

Я однажды спросил у соседа:

“Куда все идут по утрам,

Когда образуются толпы,

И лед на реке,

Падениями с мостов переполненных автобусов,

Не успевает

зажить

Но сосед не понял моего вопроса

И стал натирать свой висок

Вращательным движением пальца красного

( Как солнце, заходящее перед холодным будущим )...

02.

Тогда я ударил в грязь

И быстро спустился по лестнице,

Дабы казать всем свою дисглобальность

И неординарность в быту.

Но вокруг не было тел никаких:

1. Только души по мыльным астралам кафельных сказок,

2. Только деревья такие мудрые словно живые,

3. Только пальцы от Паганини со сломанной песней,

4. Только горсти духовного пепла для утепленья...

Была ночь,

Скорее —

Это где-то

около

трех с половиной,

Когда в каждом включен телевизор

И лень без судьбы просыпаться,

Да мало ль еще причин...

Поэтому я остался невидимкой

И был премного сему благодарен.

03.

А утром я встал на колени

Чтобы

придумать

Но...

Что-то

внезапно

Нет!.. -

Даже,

скорее,

Нечто другое и мне не подвластное...

Короче - сбил меня автобус!

Ре -

а -

ни -

ма -

ци -

я...

А вот Автобуса настигло возмездие -

Он поскользнулся на мосту,

Задумавшись о Боге Машинного Масла.

И вчерашний сосед мой ехал в этом Автобусе,

И, летя вниз, быстро

Очень недолго...

04.

А к вечеру был мороз.

Лунка вполне застыла под мостом.

Забастовка водолазов.

Горячие новости...

Я скончался...

А потом был дождь,

И совсем не важно, где настиг.

05.

И когда моя душа полетела в ребенка,

Мое б/у -шное тело

Стало причиной жуткого испуга пьяной купальщицы.

Грустный Пьеро умирал над картиной, -

Там нарисованы были скалы.

Воздух в каморке был спертый. Мальвина

Что-то в диктофон угловатый шептала.

Из горизонта сквозь мутные стекла

Шел свет луны будто кровью из вены.

Щека Мальвины слегка намокла.

Гулом подземным подумали стены.

Хором подумали. Люстры качались,

Тусклые лампы звенели смертью,

Там в потолке небеса продолжались

В новый этаж неизвестных соседей

( Но безусловно опасных ).

Жалкий Пьеро начинял картину

Мокрым, холодным, гористым эхом...

Часто мечтал он разгладить морщину,

Мечтал хоть раз в жизни залиться смехом,

Мечтал да все пачкал душонку и пальцы...

Злая Мальвина шепча умирала.

...Солнце вставало Земле улыбаться,

Что-то домам угловатым шептало...

Где-то уж в полдень в окно постучался

Дождик, циклоном навеянный вроде,

А из картины Пьеро улыбался, -

Он научился не верить природе.

Засыпай, принц маленький,

Забывай о завтрашнем,

Ты не бойся праздников,

Ты засни, мурлыкая.

Ужас не почудится,

Если позабудется...

Пусть лишь всадник раненый

Завтра из кроваточки

Встанет и поверит вдруг

В новые свершения,

Будет очень пьяненьким

В злые воскресения.

Ты не плачь, мой маленький,

Ты не бойся всадников.

Помолись и, — баеньки,

Не пытайся дергаться,

Не пытайся резать вены —

Ты и так замученный...

Фея многозвучная

Прилетит на крылышках

И расскажет сказочку

Про больного мальчика:

Любит он крылатое,

Мерное качание,

Также любит разные

Виды импульсивности.

Мальчик этот умненький,

Принц, добром исполненный.

Он живет реальностью

И боится праздников.

Ты не бойся праздников —

Свечи не кусаются!

Сквозняками голоса

Уши измельчаются.

Старческими лицами

Лишь глазенки морщатся.

Крыльями и птицами

Лишь мечтают в воздухе.

Ты боишься праздников,

Завтра воскресение —

Выкинь календарики,

Чуя расслабление.

Ночью не ворочаться

Плохо получается.

Съехал нимб. Ты скорчился,

Нет мозолей в пальчиках,

Нет еще тех шрамиков,

Что с утра появятся

Атрибутом всадника.

Засыпай принц маленький

И проснись усталеньким.

Посмотри в окошечко и…

Прибей же наконец гвоздями к своей тупой башке вечно сползающий нимб!

Па-а-а-а-дъем!!!

Моя команда - Белый Свет,

И я гарцую на коне

Своей свободы. Я - Поэт

В моей расстегнутой стране.

Кому неплохо, тот живет

И слышит песни про любовь,

И марганцовкой так и прет

С обеззараженных стихов.

Люблю я осень каждый раз,

Когда последний желтый лист...

Когда... последний желтый спазм...

Когда... последний желтый хлыст...

Ломаю взор, чтоб разглядеть

Еще какую-то деталь...

А можно проще - отупеть

В навеки лопнувшую даль

И улететь

За кинескоп,

Поглубже в дебри бытия,

Но... я наморщу лучше лоб

И окунусь разок в себя; -

И снова лопнет горизонт,

Но, правда вот, уже другой,

И светом душеньку зальет...

Сижу, мотая головой,

А за окном все облака

Да люди падшие внизу,

Доверив образы рукам,

Жестикулируют, несут

В пустых карманах звон монет,

Ну это просто - для души...

А я распахнутый поэт

В такой расстегнутой глуши.

* * *

Темно в вечерней комнате,

Прохладно, хаотично…

И мысли чьи-то бегают

Забытые и лишние.

Водовороты времени

Журчат из незакрытых книг,

И мертвым сном уносится

Моя галантерея стилей;

Ярко накрахмаленный

Воротничок рубашечки

Выглядывает празднично

Из вешалки костюма,

А злые фотографии

Гитарных живодерен

Стекают вниз по стеночке,

Устав сопротивляться

новой музыке…

Ненастная,

Свирепая и скользкая

Погода нашей нации

Меня слегка коверкает,

И зубы заговаривать

Приходит снова молодость,

А в сердце ощущение,

Что кончились инъекции…

Витает где-то в потолке

Большая тень от нашего,

От нашего с тобою

Тяжелого дыхания…

На груди худой актрисы

Измочалилась подвеска,

Из больных ее объятий

Выпал розовый букет, —

Ведь всегда за ней кулисы

Источают запах резкий:

От исчезнувших понятий

До удушья сигарет.

Я иду в театр верить

В гениальность ее криков,

В эту детскую субтильность

Вечных фраз одной любви.

Мне придется лицемерить,

Схлопать в кровь свои ладони,

Лишь осталось бы стабильность

Красных тел в седой крови;

Чтобы вера в чью-то сущность

Не погасла недомолвкой,

Чтобы каждый клялся в лучшем,

Что им дал стереотип…

Зал, событию созвучно,

Свяжет слух своей трактовкой:

Аплодирующей тушей

Показного конфетти…

В самом деле же известно,

Что руками упоенных

Не вершится правосудье,

Ибо лира не мандат:

Нам совсем не будет лестно

Вникнуть в смыслы воплощенных,

Если даже эти смыслы

Убежденьям нашим льстят…

Но… актриса будет рада

Сердце вверить полномочно

В наши выжатые плачи,

В наш старательный восторг.

Мы захлопаем в награду:

Мы все знали — это точно,

Но в такой самоотдаче

Просто неуместен торг!

Новый альбом Иисуса Христа -

“Евангелие для Богов”!

Вот Он видел Их Путь, это вечное “ДА!”,

Вот он снова увидеть готов.

Благотворный стриптиз - нисхождение (вниз),

Новых азбук невиданный пыл...

Babylon, Вавилон... - Чей-то Высший Каприз,

Чем-то острым Он нас одарил...

Улыбайся судьбе, улыбайся себе

И не прячь в животе этот нож!

Харакири любви: от пупа - до небес,

Только морды в крови... Ну и что ж? -

А ведь новый альбом Люцифера - поэта

Зовется “Голгофа стихов”...

Он увидел свой свет, это вечное “НЕТ!”,

Вот он снова ослепнуть готов.

Потолок прорвался и упало солнце,

Мы полезли штопать, но не тут то было:

Все больные звезды рухнули в кадило,

И трава под нами стала фимиамом.

Белоснежный аист нес святого сына,

Девушка Мария по воду ходила,

Но вода в колодце источала звуки,

От которых люди впали в безрассудство.

Милое искусство разрешало плакать, —

Слезы так и шли бы, но не тут то было:

Небо вдруг решило в нас дождями капать.

Мы стояли в лужах, и глаза сухие…

Малые, большие — всякие мы были,

В голове скользили мысли заводные,

Белоснежный аист нес святого сына,

Иосиф - плотник “квасил” и писал картины;

Кульминационные, разные моменты

Тоже вроде были и писались в книгах,

Кровью искупались наши экскременты,

А святые дети рано умирали…

С каждым днем стареют дети,

С каждым часом все сильней

Раздаются по планете

Крики сморщенных людей.

Просыпается с рассветом

Не Свобода, не Страна...

Купола церквей, поэтов

Метит древняя война.

С каждым вечером стареют,

Превращаясь в бесенят,

Те, что светят, но не греют,

Только вечно бьют в набат.

Ведь не каждый божий вечер,

Далеко не каждый век

Отмывается от желчи

Вечно юный Человек.

И рифмованы все мысли:

О дерьме, об облаках...

Каждый миг стареют числа,

Сохраняя нас в веках.

Какой-то задрипанный мальчик эпохи прогресса

Глядит с интересом на вновь нарастающий жир.

И старый, совсем одинокий резиновый мячик

Задумчиво скачет по кафелю старых квартир.

А из потолка выделяются капли и падают на пол,

Чтоб вновь выделяться и капать с других потолков.

Идет человек и, как встарь, наступает на грабли,

И чувствует стыд бесполезных своих кулаков.

А к сведенью наших сограждан, меняющих роли,

Придется принять, что душа их устала мечтать:

Какой-то задрипанный мальчик обрел свою долю...

Просчитанный путь -

Он повесился.

Будем рыдать.

И столько больных, искалеченных пафосом песен

Уйдет изо рта, что наступят, как встарь, сушняки.

И мы засмеемся луженою глоткой прогресса,

Почувствовав боль бесполезной и слабой руки.

Вальс-в-одного танцевать-танцевать,

Вдруг закричать про Небеса

И умереть на полчаса.

Стихи писать-читать-орать,

А пригласив себя на чай,

Насыпать соли на лимон...

Ходить потом, пугать ворон,

Перекреститься, кинуть камень

В того, кто выстрадан, кто смертен,

В того, кто сам-себе-закон.

И сразу разгорится пламя,

И станет всяк босяк усерден,

И расплетут мя тыщи веретен

Искусством самоорборон...

Я запою, я расплескаюсь,

Я - всяка капля мимо края...

Мышьяк глотать-глотать-глотать, -

СВОБОДА вдруг придет нагая

И то мелькая, то икая,

Попробует понять-пронять

И истребить то, в чем я каюсь,

И камень из лица поднять...

Урокам мужества внимая,

Исходит сердце мокротой.

По лицам капает холодный,

Противный и кислотный дождь.

Гуляю, ливнями играя,

Мой палец вечно на курке,

В моей душе сплошная рвота

Да... сны на русском языке!

И каждый день по каплям ложь,

Как рыбий жир,

Как ржавый нож...

В высотном доме жили Люди,

Повсюду был серьезный смех,

И окна выбивались грудью

От совершенной тесноты.

В высотном доме расселились

Предметы и Календари,

Кастрюли в Людях растворились

Борщом искусственной зари.

В высотном доме жили Крысы, -

Они умели врачевать:

Они съедали без каприза

Все то, что можно было жрать.

В высотном доме были средства

От инородных этих Крыс,

И мышеловочные зверства

Вершились там, где неба высь...

В высотном доме были Дети, -

Они любили воевать...

Но Дяденьки всегда в ответе

За тех, кого уложат спать.

В высотном доме жили Глюки

Но жили вяло,

а ночами,

Когда детишки, всем рискуя,

Играли в страхе глянуть вниз,

Те Глюки плакали, кричали

И засыпали, в жизнь стартуя...

И просыпался дом в испуге,

И был повсюду

запах

крыс.

Туда, где стирается личность

Штрихами дождей повседневных

Уводит меня безъязычность

Закинутых в память вселенных,

Оттуда, откуда все сказки

Свершаются былью случайной,

И там, где рифмуются краски

Поэтов неведомой тайной.

Мы звезды снимаем словами

С крюков, раздирающих небо,

Но жаждем расплаты делами

За порчу насущного хлеба.

И чтобы судьба улыбнула

Лишь тех, кого вовремя стиснет,

И чтобы из лиц этих дуло

Не жизнью так прозой о жизни! —

Тогда лишь немного понятно

Смотреть искушенному глазу

На дни, как на белые пятна,

На месяц, как лунную фазу…

Есть в этом, конечно, практичность,

Есть смета решений мгновенных,

Но… что есть тогда безъязычность

Закинутых в память вселенных?!

И что есть тогда песня моря,

В которой слышны наши вздохи

О личном, наверное, горе:

Быть всюду фрагментом эпохи…

Везде оставлять наработки

Чужих недоеденных мыслей,

Шататься в традициях водки

И верить в священные числа.

.......................................................

Синдром уникального чувства

.......................................................

Я верю — наш мир не столь бренный,

Как признак эпохи в искусстве,

Как жизнь сорняковой вселенной…

.......................................................

… Как ветер защитного цвета,

Влетающий в дуло гортани,

Как место члененья поэтов

На радуги очарований…

Это было звездной ночью —

Ты проснулась и зажглась,

А потом еще летала…

Помнишь или заспала?

Ты еще губами пела,

Упиваясь облаками,

И дышала чистотелом

Сладко, томно и всерьез.

Я тогда еще проснулся,

Потянулся и заплакал...

Я - ж всю жизнь мечтал увидеть

Твои вечные глаза!

Я тогда еще стеснялся…

Помнишь угол того дома,

За которым я влюблялся,

Но боялся испугать?…

2.

Холодом заносит образ твой,

Я дую в память, как на корку льда в стакане.

Увядший мир с прозрачною листвой

Считает каждый вздох мой солью в ране.

А я не призрачен. А я не одинок.

Я жив, покуда всякий образ избегает

Запечатленья на исписанный листок.

Покуда я всей истины не знаю.

А ты легка. А ты приходишь снова в грудь

И бьешься птицей в голубом потоке ветра,

И улетаешь отдышаться, отдохнуть

За холода, за все слова, за километры.

Пусть время уничтожит холода,

Срезая с образов ненужные манжеты.

Я ж буду жить, поскольку никогда

Не буду привлечен тобой к ответу...

3.

Она улетала в небо,

Скорее всего даже выше.

Глаза ее жутко сверкали

Здоровой осенней погодой.

В земле бормотало похмелье

И чистой водой окроплялось,

И снова она устремлялась

В высотную даль заземелья.

Прообраз Великой Силы

На свечках ровнял огни.

Как редко природа дарила

Такие спокойные дни!

В бункере вопросов начинался путь,

Он лежал вовнутрь - в скалы через грудь.

Ароматы дебрей собственных удач

Начинались в вере

Там, где кончался плач.

Розовое солнце миром допьяна.

Мудрые ответы смотрят с высоты.

Если приглядеться - всюду это ты,

Если оглянуться -

Пустая седина.

Катится со склона лет моё чело,

Рушатся законы - всё в меня сошло.

Даже солнце село в скалы - через грудь,

Только нить не рвётся,

Та, которая - путь.

* * *

Полупрозрачные топоры кружились вокруг сосны.

Чуть снег, чуть ветер весны. Лесник

Ломал чистый взгляд об облако.

А сзади кто-то дышал теплом.

А сзади кто-то кричал: “Пойдём!”

Лесник обернулся и выстрелил,

Всего лишь ослеп и выстрелил...

Был гул нарастающий, ветер хлестал,

А он всё стрелял, стрелял, стрелял...

Листаю страницы непрожитых дней:

Чуть снег, чуть ветер судьбы моей.

* * *

Гроздьями запахов ветер един,

В его завихрениях - мысли.

И пятна от пыли в его букваре.

И запах увядших цветов

кислый

Главенствует елью моей головы,

В коре ее соки черствеют,

Могилы растут, превращаясь в грибы,

И ветер вокруг сатанеет.

Но вихрь, распуская свои узелки,

Бутылки с вином разбивая,

Слегка лишь коснется моея руки

Да мысли слегка разбросает.

Сползу я в болото испить мишуру

Своих незаконченных сказок,

Всплыву на поверхность и снова умру

В объятьях Анютиных Глазок.

* * *

Иногда я чувствую тяжесть её,

Боль, глубину, то вдруг

Отпускает.

И тело на почву встаёт,

Зная,

что это трюк.

Никогда не умел я верить в неё,

В ладонях горячих держа.

Это не то, что в руках и в стихах -

Это моя душа.

Проклятье исчезло в тот миг, когда он

Выпорхнул вверх из окна...

Старик?..

А может быть даже молод и дик,

И кровь - не вино, не вода!

А

Если лететь неуклонно лишь вверх

По десять узлов за вздох, тогда

Чувства взорвутся под натиском льда,

Раненый Стерх тогда...

Плакал я в небо, и дождь убежал

За поворот,

чтобы плакать в себя.

Я дрожал.

Может любил.

Может тебя... —

Вот

мне случайных ранений бал!

И вот ни за что, но больно — жуть,
А может не помню минуты греха,

но

Верю в тебя и в то, что нельзя

Никогда, никогда, никогда...

все равно...

Все равно

Брожу по пустыням чужих беспроблемностей,

Встретив тебя, уязвляю народ,

Тот, что всегда,

Умеет стрелять

напролет,

навылет,

влет...

Метко и больно. Дартс для влюбленных.

Ты довольна? Я тоже. Спим:

Aster la vista ! Здесь что-то не чисто...

Друг в друга стреляем, смеемся, творим:

Спасибо,

Россия ,

красиво...

Сегодня

Синь сочетается с запахом выси.

— Стреляй же скорее!

— Стреляю! Крысы,

Бегите отсюда - я лезу выше! -

И небо примну, как земную траву,

Когда застрелю, то себя назову...

Но... Уныл, отчаялся. Бах-х-х. И все!

Уныл, отчаялся... Бах-х-х. И нет...

И не надо,

не надо,

не надо

Бред

Сивых мыслей путать с душой, —

Да, я забыл, что уже большой!

В небе мишень, но есть и асфальт, -

В цель попадать нелегко, лучше вот я весь:

Раз - два - три... Да и нет

Небес.

И нет никого, кроме нас.

Произрастали мы с тобой

Среди кочевников и трав,

И образ неба голубой

Жил, наши тайны оправдав.

А мы все шли корнями вниз

В чистейший влаги чернозем,

По ветру возгласы неслись,

Что, дескать мы не зря растем.

А мы все шли ветвями вширь

Зеленым запахом весны

Любили шелестами мир

И были перед ними честны.

Любили слушать тишину

И оставались без причин,

Чтобы устраивать войну

Червивым скопищам личин,

Рожденных волей тех же сил,

Что нас направили листвой

Туда, где Бог себя явил

Как образ неба голубой.

1.

На берегу реки Оми

Лежал я, ветром порождённый,

И шелестение земли

Влекло мой разум утолённый

Дышать звучанием светил

И облаков, бурлящих соком.

А Бог глядел в меня и жил

Моей причастностью к потокам.

2.

На берегу реки Оми,

На ложе грязной тихой речки

Клубились белые дымы,

Дрожали травы как сердечки,

И поколения ветров

Сменялись, Бога не нарушив,

В грязи исписанных листов

Всё освещая мою душу.

3.

На берегу реки поэт,

Склонив пред вечностью колени...

Глядел я, как по плёсу лет

Гуляли облачные тени,

И как менялись берега,

Породы грунта обнажая.

Шептала мудрая река:

“Здесь нет ни времени, ни края.”

4.

С щеки моей текла строка:

“Там нет ни бремени, ни рая...”

* * *

Из всего барахла -

Только в сердце стрела,

Чьи-то судьбы, застрявшие

Где-то в груди... -

Они снова творят

Гениальный рассказ

Про контрольный прорыв

Через всех этих вас.

Что же делать? - Я жив

До конца своих дней,

А поэтому я

Разрешаю себе

Приступить к ворожбе

Над рисунком судьбы,

Для которой я жив

Лишь на миг ворожбы.

Жестоко пьяный мишка

С оторванною лапкой

И с плюшевой душою

Блевал своею лаской.

Испачканы игрушки...

Ой, жалко нам Игрушек...

О, наш Святой Игрушко! -

Омой нас новой сказкой!

По полу прет машинка

И дребезгует в столбик.

(Но это - понарошку,

Ведь столбика-то нету!)

О, наш Святой Игрушко! -

Помилуй столбоводов!..

- Эй вы! Марш прочь с гороха,

Сопливые подонки!

Моргает девка Маша,

Мигает куклой Маша,

Кривляется, плюется

Мясистой мордодавкой.

Большая мордодавка

Прельщает девку Машу

И личиком зовется,

Секретно губы крася...

Вот вырастет девчонка

И станет Бабой Маней,

Тогда в дерьмо напьется

И станет молодой.

И пробегут игрушки

В ее глазах дубовых,

И оживет израненный

Мальчишка - столбовой...

Но сказки смыло время! -

Святой Игрушко плачет:

Его сломали сразу,

Как только наступило...

А наступило счастье:

Быть взрослым, размножаться,

Секретно Богу клянчить

И жрать со сковородки.

И если вдруг Мишутка

Еще хоть раз вернется,

То Страшный Суд назначит

На кухне под столом.

Но... Хрен кто соберется!

Мишутка разревется

И в новых новорожденных

Всецело проблюется...

Охуелая жизнь, охуелые сны, -

Как последний ублюдок - без права весны.

Никому ни за что, ни о чем просто так,

Без морали, без права... Не первый дурак:

Унижаясь, дурея, мечтая, живя,

Охуело взрослея - и все это зря...

Да еще почему-то куда-то спешить...-

Охуенный мотив! Охуелая жизнь...

Не напрасный, но тоже такой эпатаж...

А потом еще высыпь себя и размажь,

А потом еще выпей других и болей,

Без подписки на право высмаркивать клей!

Сам себе не подскажешь кого материть...

Боже мой! Как мне страшно! Ведь рифма - ЛЮБИТЬ!

А потом еще день, а потом еще год

Без желанья на право пустить себя в ход.

Мерзопакостный лирик! Убогий юнец!

Ну и что, что стоит, как солдат, конец!!! -

Размножаться таким запретил бы и сам!..

А потом - снова утро. И снова я в храм:

Вон сияют кресты - золотые значки.

И к старухе на ты: “ Я слепой - вот очки,

Проведи же меня... ну пожалуйста, а? -

Где сама будешь ты через год или два!”

А старуха молчит... А в старухе - слеза, -

Понимает и плачет, и плачу я сам.

Сверху купол, а в куполе - люстра, и Бог

Где-то там же наверно, а я - просто лох,

Если Эту Любовь не могу удержать,

Если все мы такие... Ну еб твою мать!!!

Выхожу я из храма, мне страшно, - поверь!

Выходя, бью копытом тяжелую дверь.

Возвращается все и встает на круги,

Но не верю уж в то, что лелеют другие,

Коль вижу, то в сумраке падаю ниц

Среди пьяных богов и людей верениц.

Пешеходное слово врастает в гранит,

Пробивает крыши и в небе урчит,

В виде жизни вливается в ухо иль в рот,

И опять изрекается - круговорот!

А я все понимаю и верю, и жду,

И надеюсь, и ... как там еще?.. а! - Иду,

Оставляя следы на болотах мечты...

Символизм - первый признак моей пустоты.

То ли будет еще... Как мне петь? и о чем?

Охуелое будущее за плечом; -

Натирает ремень мою душу, она

Нагревается, тлеет... “Уйди , Сатана!

Предлагаешь мне все? Да имел я твой “Все”,

Только понял, что это меня не спасет.

Хочешь душу? - Задаром бери как золу,

Но... тебя же ограбят на первом углу!

Ты же умный, ты знаешь прекрасней меня,

Что бесплатно ничто не бывает... Хуйня? -

Не хуйня! Ты попробуй, ты сам убедись...

Ах, меня убедить захотел?! Отъебись!

...Сам себя не обманешь, доверясь судьбе...

Я слабее тебя, но не должен тебе!”

 II.

Пешеходные ноги мои и Джинса,

Пешеходная харя - не видно лица,

Магистральные легкие - дым и бензол...

Скользкий member шагает бесстрашен и зол.

Чье-то потное рыло орет из меня

Про безумных прохожих насущного дня.

Металлический шелест немытых волос,

Механический жест ( как всегда не всерьез )...

Посылают меня - посылаю других.

Норма жизни - базары за жизнь. Этот стих -

Тоже липкий базар, припорошенный мной..,

Но... дослушай меня - мне такое впервой -

Говорить и словами себя понимать,

Сердце бьется в груди, задавая мне ритм.

Этот ритм убыстряя, кажусь я живым.

Чуть еще убыстряю - и кажется мне,

Что горю, что творю, что и смерти-то нет...

Смерти нет - это правда! На шаг от нее

Тяжело рассуждать, и тогда мы поем.

Через тернии - к звездам, в огонь - через ритм;

Саламандра в огне никогда не сгорит! -

То легенда бессмертия, - право меня

На все, что находится ярче огня.

Но желанье на право пустить себя в ход

Тяжело отличить от мечтанья. И вот

В голове облака, облака, облака...

Мокро, сыро, дождливо, хуево пока.

Если дальше так будет, - удел небольшой:

Запотею глазами, размокну душой,

Ну а сердце свое положу средь могил,

Как мессию, который чудес не творил.......

Хорошо служить по жизни

Человеком ледяным,

Если дым твоей отчизны

Не имеет родины.

И тогда лишь только людям,

Не прошедшим пытку злом,

Будешь честен, будешь труден...

Весь в порыве яростном.

Каждый вздох в твою жилетку,

Каждый шомпол в твою грудь

Будет с липкой этикеткой:

“Ему можно высморкнуть.”

Значит добрый, человечный,

Значит сердцем молодой.

Ты им мягкой липкой речью

Говоришь: “Идем за мной!..”

До ближайшего обрыва

Все идут и сок в глазах,

А с обрыва так красиво

Наблюдать небес размах!

Все летят головокружённо,

Монотонно и легко,

Ты же с губ у этих трупов

Вытираешь молоко...

Дальше - больше, чище, внятней,

Одиночней и страшней.

Сам летишь среди желаний

Этих мертвенных людей.

Вдруг наткнешься на их разум -

Он податлив и несмел,

Но зато желает разом

Обуздать природу тел.

Что же? Липко и глобально,

Да не стоит капать кровь.

Это ночь в холодной спальне,

Это чёрная любовь...

Да не бойся, Да не мнись,

Да страшнее улыбнись!

И пройди немного дальше

По друзьям да босиком,

Насыпай под ноги фальши,

Будто фарша им на корм.

Ты смотри как поедают!

Ты гляди как уважают!

Ни хрена не понимают,

Но зато им так тепло...

Им приятно в этой шкуре,

Далеко не будем бегать -

Им приятно открываться:

Резать венами стекло.

Или просто улыбаться,

Принося в душе осколки,

И мечтательно смущаться,

Если друга прорвало

На сплошные откровенья

И смешные недомолвки.

Говорить что понимаешь,

Пожимать в душе плечом.

И задумчивым мальчишкой

Вырезать мораль у жизни.

Свято веря, что полезно

Иногда побыть врачом...

Непрерывно, не спеша

Стонет подлая душа.

ТЫ иди вперед. Не бойся.

Ты заранее не прав.

На последнем на допросе

Люди бьют за опозданье,

Также бьют за неуют,

За чрезмерные желанья,

Но лежачего не бьют.

ТЫ спроси себя украдкой:

Кто добавил “НЕ”

к “УБЕЙ”?!

...Только сразу опечаткой

Станешь ТЫ для наших дней.

Есть какие-то моменты,

Когда резкая черта.

Есть какие-то моменты,

От отчаянья с моста,

Только снова высота.

Когда нечего до ста,

Если молодость-верста

Заставляет жить уста,

Кисти дрогнуть у холста...

Есть какие-то моменты,

Слишком страшные моменты,

Слишком редкие моменты,

Когда дрогнет пустота...

Тонут песни в нищете,

Вязнут краски на холсте..

Вот и спрашивай себя лишь

Почему не до краёв

Боль и радость, даже фальшь

Удивленных холуёв.

Почему всегда воюешь,

Если любишь, если рад,

Когда встретишь и целуешь

Одинокий чей-то взгляд?

Почему не зарекаясь,

Не отвергнешь никогда...

Почему в груди стесняясь

Стонет алая звезда, -

Всё же бьется, все же верит

В мощь Всевышнего Отца,

Любит ангела и зверя,

Ждет тернового венца.

Человека лишь не любит,

Человека лишь спасёт,

Если дальше верить будет

В свой бессмысленный полет.

В микроскопе, под стеклом

Да под Богом

Телескоп.

Мазали миром чистили взглядом

Стоило верить не стоило верить

Внутренним жженьям крушеньям империй

Мамам и папам, вонючим солдатам

Мордой о стол... Отвечай Боже Вшивый

Сколько намыл первородного кайфа?

Сколько могил, сколько веры фальшивой

Сколько тебя и меня для спасенья?

Пленные страшные вы рассужденья

Бодрое дурью народа творенье

Стоило веры, не стоило веры

Глупый оркестр сердец под фанеру

Верный товарищ! С тобой не дорога

Под колесо свою голову Богу

Под решето твои слюни для ниток

Долго тянуть как тела из улиток

Съехала крыша страдаю быть может

Может и жизнь умирать не поможет

Может и смерть оживит меня смертью

Долго ли коротко резать придется

Бабка Маруся из трупа несётся

Нонче уже среди тонкого плана

Завтра младенец аборт и нирвана

Далее ночью взорвались баллоны

С города сняты большие районы

Сняты с поэтов большие тетрадки

Сняты с тетрадок ночей опечатки

Тыркая пальчиком дохлый затылок

И вытрясая свиней из копилок

Я накопаю червей для любимой

Вместо стихов и неправды голимой

Буду любимую резать глазами

Плавить устами ремнями огнями

Жить научу и повешу в сортире

Ведь всё равно вы её не любили...

Ладно не важно подумаешь баба

Я вон вчера тоже умер Пора бы

Вам подыхать Всё равно никудышно

Жить коли нет на душе Харекришны

Если пропала последняя жалость,

Если на сердце воняет усталость...